Обратный след

22
18
20
22
24
26
28
30

— Случайно?!

Денисов кивнул.

Вместо паспорта Гурин достал платок, вытер вспоивший лоб. Денисов понял, что не ошибся: на ухоженном благообразном лице Гурина ему почудилась мелькнувшая безумная надежда.

«Может, один из этих двоих — а не Баракаев! — адресат пачки женских посланий, телеграмм, почтовых открыток? — Он так и стоял с платком у лица. — Откуда вокзальной милиции знать про крах фирмы, про судебный процесс? — Пальцы, державшие платок, не слушались. — Отдать! Отдать и уехать».

Над головой щелкнул динамик:

— Граждане отъезжающие пассажиры…

Гурин поставил плоский чемоданчик, нагнулся к нему, стал быстро рыться в вещах — сорочки в целлофановых обертках, папки с бумагами.

— Вот! — он выхватил объемистый конверт. — Все здесь!

Письма Беаты перешли в руки Денисова. Одновременно младший инспектор быстро погрузил вещи Гурина на тележку, развернул ее в направлении вокзала.

— В отдел, пожалуйста, — сказал Сабодаш.

Денисов снова перелистал заполненные округлым женским почерком страницы. Большинство писем было без подписи. Лишь кое-где внизу стояло «Беата», иногда только заглавное Б.

Некоторые страницы Денисов и Сабодаш просматривали мельком. Но уже первое, что бросалось в глаза, — взаимоотношения внутри пресловутого треугольника выглядели не так, как их описала заявительница в утреннем разговоре. Да и был ли налицо сам классический треугольник?

В одном из писем Беата писала:

«…Я была на грани отчаяния. Незнакомая женщина в электричке заговорила со мной — она ехала к внуку: «У вас беда? Вы так плохо выглядите…» Вдруг захотелось сказать кому-то, лучше даже первому встречному, с кем больше никогда не увидишься: «Мне плохо! Разваливается семья. Нелепо, беспричинно. А я ничего не могу поделать!» Слава богу, теперь это позади. Твоя дружеская поддержка и участие помогли мне…»

Но Денисова интересовало другое.

Пока Антон звонил по телефону, Денисов отыскал письмо, окончание которого они обнаружили в туринской квартире, в нем упоминался спектрограф. Денисову хотелось либо подтвердить, либо опровергнуть еще одну мучившую его версию.

Письмо нашлось в конверте с цветным изображением Соловецкого кремля и штемпелем почтового отделения в Архангельской области. С первых слов Денисов понял — это то, что ему нужно.

«Несколько дней не буду на почте, не смогу написать, поэтому молю судьбу, чтобы это письмо застало тебя в Москве, и ты еще успел бы что-то предпринять. Сколько раз я просила тебя поспешить с публикацией. И вот!.. В аэропорту, ожидая своего рейса, я встретила — кого бы ты думал? — милейшего Юрия Михайловича, твоего первого шефа. Он летел в Киев, его провожал Федотов и, как обычно, ужом вился вокруг…»

И дальше:

«…Когда Федотов на несколько минут отлучился, Юрий Михайлович достал из портфеля заявку Федотова на научное открытие. «Дали на отзыв, — пояснил он мне. — Тут есть кое-что любопытное для вас с Сергеем. Ведь вы по-прежнему занимаетесь поверхностным слоем?» И он показал заявку. Я начала читать и не поверила своим глазам: весь третий раздел — твой метод. Слово в слово! Я успела еще быстро просмотреть таблицы. Главные цифры эксперимента все экстраполированы. Конечно! У Федотова же не было времени поставить свой собственный эксперимент! Я помню начало нашей основной таблицы, у него эти значения гораздо выше. Когда Федотов вернулся, я не могла с ним спокойно разговаривать. Юрий Михайлович как раз спрятал заявку в портфель, и Федотов, по-моему, догадался о том, что я все знаю. «В Пицунду?» — опросил он, хотя несколько минут назад уже задавал мне этот вопрос. Я смогла только кивнуть. «Там сейчас чудесно…» — сказал он. Тут объявили рейс Юрия Михайловича. Федотов пошел его провожать до трапа, и я простилась с ними…»