— А Косов?
— Этот был категорически против. Видите ли… — Вайдис помолчал. — Я считаю, что цель у всех людей… У вас, у меня, у Косова одна! Только мы подходим к ней с разных позиций. И окольными путями.
Денисов посмотрел вопросительно.
— Чего мы все хотим? Лучшего для себя и для других! Правда? Это ведь всех устроит?! Только идем мы каждый по-своему, со своих позиций… Об этом, кстати, мы проговорили весь вечер и часть ночи. И я их убедил. Выпили, конечно. Спать легли уже на рассвете.
В нем чувствовался махровый эгоцентризм большого избалованного ребенка, до старости опекаемого родителями.
— А утром?
— Проснулись к полудню. — Он поправил капюшон курточки, чтобы тот не топорщился сзади. — За вагоном пурга, стужа. Косов сходил за вином. Не подумайте, что мы напились. Просто для беседы. Ни у кого ни в одном глазу. Говорили, играли на гитаре.
— На гитаре играл Салов? — спросил Денисов.
— И другая женщина.
— Не Кладовщикова?!
— Татьяна… — Вайдис ничего не заметил. — Молоденькая, симпатичная…
— По-вашему, ей сдали полку?
Вайдис покачал головой:
— Нет…
— Где она спала?
— В служебном купе.
Денисов подумал о заколке на столике в служебном купе рядом с зимней дыней «кара-кыз».
— Не помните, она пользовалась заколкой?
Вайдис кивнул:
— Красного цвета.