Оливер улыбается.
– У нас с Сэмом была куча планов, знаешь ли. Уехать из Элленсбурга однажды. Когда нас начинало тошнить от этого местечка или у кого-то из нас случался плохой день, мы шли сюда и переступали через границу. – И он делает шаг вперёд. – Мы хотели поступать в Центральный, мечтали о том, куда отправимся после. Но потом он начал строить планы с тобой.
– И поэтому ты меня всегда игнорировал?
– Прости за это.
– Да ничего. – Я тоже пересекаю границу. – Я ведь тоже не была образцом для подражания.
Оливер рвано выдыхает. Глаза его блестят.
– Это меня убивает. Что он так и не выбрался отсюда. Что так всё и закончилось. Что он смог переступить только эту линию.
Оливер качает головой. Я сглатываю.
– Мне тоже от этого больно.
– Но я рад, что он тебя встретил. – Оливер всё ещё не смотрит на меня. – Ты делала его счастливым. Всё то время, что вы провели вместе… у него хотя бы было оно.
Я не отвечаю, и Оливер продолжает:
– Не слушай никого. Тех, кто тебя винит. Ничего они не знают. Сэм тебя очень любил. По-настоящему. И если бы они знали его, то поняли бы, насколько ему были бы неприятны их слова. Если услышу что-нибудь такое – попытаюсь их урезонить.
Я не нахожу иных слов, кроме…
– Спасибо.
Мы так и стоим в тишине, глядя на траву. А потом Оливер говорит – то ли самому себе, то ли луне.
– Я бы очень хотел сказать ему что-нибудь на прощание. – Он поворачивается ко мне. – Ты думала об этом? О том, что бы сказала Сэму, если бы у тебя был такой шанс?
Я опускаю взгляд. Оливер ведь не знает, что у меня уже есть этот шанс. У меня всё ещё есть Сэм. Но ему я об этом рассказать не могу.
– Да, я об этом думала.
– И я тоже.
Уже совсем поздно, но мы не сдвигаемся с места: тонем в тишине наедине со своими мыслями и смотрим на другой конец мира… пока не решаем, наконец, что нам пора возвращаться.