Константинопольская и Русская Церкви в период великих потрясений (1910-е – 1950-е гг.)

22
18
20
22
24
26
28
30

VIII Вселенский Собор действительно не состоялся. Еще 5 мая 1926 г. Патриарх Василий III известил обновленческий Синод о том, что намеченный на Троицу 1926 г. на Святой Горе Афон Собор откладывается ввиду необходимости провести сначала Всеправославное Предсоборное совещание[208]. Во многом с целью его подготовки начал издаваться Патриарший бюллетень «Orthodoxia» («Православие»), который регулярно выходил с 1926 по 1963 г. (возобновлен в 1994 г.). При этом бывший Константинопольский Патриарх Мелетий в письме митрополиту Антонию (Храповицкому) от 27 июля 1927 г. писал: «Областные епископы да не простирают своея власти на церкви за пределами своея области и да не смешивают церквей. На основании этого правила, вы, как епископ Русской церкви, не имеете права вмешиваться в епископскую юрисдикцию вне границ ваших церквей», умалчивая, что упомянутое второе правило Второго Вселенского Собора запрещает вторгаться в чужие области епископам всех Церквей, не исключая Константинопольской[209].

Обновленческие симпатии Константинопольского Патриарха проявлялись и позднее. 7 декабря 1927 г. Патриарх Василий III написал Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому) в ответ на послание от 20 сентября о получении легализации Московского Патриархата: «Известие, что и Ваши дела получили благополучное разрешение, что касается отношений к гражданской власти, чем обеспечивается беспрепятственное действование в отношении Св. Церкви и церковных нужд, доставило нам большое удовольствие. Надеемся, что это правильное направление будет способствовать пользе Святой Российской Церкви – целой и единой Русской Церкви, но никак не одной из Ее частей, на которые Она теперь находится разделенной. Как и обычно случается в исключительные моменты, ответственность за прошлое тяготеет одинаково на многих, и никто не может сбросить ответственности с одного на других… Поэтому и мы надеемся, что выраженное намерение к соединению Поместного Собора для разрешения больных вопросов церковных и для уврачевания духовных недугов осуществится не иначе, как на твердой почве участия всех иерархов, чтобы дальнейшие судьбы единой всех Матери Святой Российской Церкви были устроены совместно и твердо в братском совместном решении всех. Никто пусть не возражает против такого устроения совместного совершения и единодушного решения, как будто бы невозможного и неосуществимого». Патриарх Василий повторял выдвинутый обновленцами в 1925 г. лозунг «примирительного Собора» и не скрывал этого: «От другой из частей, а именно от Священного Синода, нам представлены достаточные доказательства охотного, как нам известно, расположения к общему совместному обсуждению на Соборе относительно восстановления и правильной организации церковных дел. Так как благодатию Божиею теперь проникает всех в обеих ориентациях единый дух…, и более не существует внешнего препятствия после легализации со стороны государственной власти и Вашего положения, что мы поистине не видим, какое еще может создаться непреодолимое препятствие к общему рассмотрению и решению на общем Соборе»[210].

В тот же день Патриарх отправил письмо главе обновленческого Синода митрополиту Вениамину (Муратовскому) с сообщением о получении им послания митрополита Сергия об узаконении возглавляемой им части Церкви и с выражением надежды на примирение враждующих и созыв общего Собора[211]. Таким образом, Патриарх Василий фактически требовал от митрополита Сергия объединиться с обновленцами. Московский Патриархат был для Фанара лишь одной из двух равноправных частей Русской Церкви. Поскольку митрополит Сергий встал по отношению к советской власти примерно в те же отношения, что и обновленцы, и получил от нее почти такие же права, он, с точки зрения Вселенского Патриарха, уравнивался с ними и в церковном отношении. Отвечать на это письмо Заместитель Патриаршего Местоблюстителя не стал.

Патриарх Василий и в дальнейшем пытался сохранять своеобразный паритет в отношениях с Московским Патриархатом и обновленцами. Однако митрополит Сергий по-прежнему отвергал такой «примирительный» подход Фанара в русских делах. В опубликованной в 1933 г. книге митрополита Литовского Елевферия (Богоявленского) «Неделя в Патриархии» приводится такой факт: «Приснопамятный, недавно умерший, Константинопольский Патриарх Василий, приветствуя митрополита Сергия с праздником св. Пасхи, прислал такое же приветствие и живоцерковному митрополиту Вениамину, именуя его Московским. Представитель Константинопольской Патриархии явился к митрополиту Сергию с вопросом, не будет ли ответа, и предложил свои услуги к переводу его. Митрополит Сергий ответил: «Его Святейшеству известно, что титул “Московского” принадлежит только Всероссийскому Патриарху и Патриархия не знает никакого Московского митрополита. А если Его Святейшество наравне с каноническим Заместителем признает еще какого-то “Московского” митрополита, то какой же может быть от меня ответ?”»[212]

Еще в феврале 1929 г. представлявший Константинопольский Патриархат в СССР архимандрит Василий (Димопуло) совершал торжественные богослужения в обновленческих храмах Ленинграда, призывая верующих объединяться вокруг обновленческого Священного Синода в связи с подготовкой к Вселенскому Собору[213].

В конце 1920-х гг. Константинопольский Патриарх поддержал митрополита Евлогия (Георгиевского) в его конфликте с Русским Архиерейским Синодом в Сремских Карловцах, который 26 января 1927 г. постановил предать Владыку Евлогия суду епископов, предварительно запретив ему священнослужение (8 сентября состоялось постановление суда, по которому временное запрещение митрополита было превращено в постоянное). Когда ЗападноЕвропейский митрополит обратился к Восточным Патриархам с просьбой дать оценку спору, то уже вскоре получил полную поддержку с их стороны.

Патриарх Василий III свое отношение к русскому зарубежному разделению первоначально высказал в беседе с архиепископом Александром (Немоловским), который передал эту информацию митрополиту Евлогию. По мнению Первосвятителя, правда была «на стороне митрополита Евлогия, как назначенного Патриархом Тихоном». Относительно наложенного Архиерейским Синодом запрещения Патриарх Василий сказал: «Это запрещение ничего не значит, ибо исходит от власти не компетентной. Патриарх своим указом упразднил прежнее церковное управление. Вселенская Патриархия никогда не признавала Карловацкого Синода. Если мы отвечали Митрополиту Антонию на его письма, то лишь как русскому архиерею, а отнюдь не как председателю Синода… Если бы я, Вселенский Патриарх, будучи в Париже, заметил в вашей церкви какую-нибудь неправильность… я бы сделал только замечание, а не запретил бы. Запрещение незаконное, оно никакой силы не имеет; на него не следует обращать внимания. Митрополита Евлогия мы признаем и благословляем. Если будет Вселенский Собор, то те, которые по разным причинам, а наипаче по честолюбию, в нынешние ужасные времена сеют смуту в Церкви, не заслужат похвалы от Собора»[214].

18 июня 1927 г. Патриарх Василий III направил митрополиту Евлогию личное послание, в котором, называя его братом и сослужителем, высказывался против претензий Зарубежного Русского Синода: «Мы отнюдь не затрудняемся решительно объявить, что как всякая другая деятельность, так и вынесенное против Вас запрещение со стороны так называемого Архиерейского Синода заграницей, являются деяниями канонически беззаконными и никакой, посему, церковной силы не имеющими, ибо и самое существо этого самозваного собрания в качестве органа управления канонически несообразно, и о необходимости роспуска его и прекращении суетливой и вредной деятельности его, не раз уже были даны от законной власти указания и распоряжения»[215].

Свое мнение относительно упомянутой смуты высказал и когда-то изгнанный из Константинополя Патриарх Мелетий (Метаксакис), возглавивший в то время Александрийскую Церковь. В своем письме митрополиту Евлогию от 16 апреля 1927 г. он писал: «Мы уже определили наше убеждение и составили мнение о противоканоническом решении пребывающего в Карловцах самозванного “синода” русских архиереев и не имеем никакого сомнения во вредных последствиях от сего незаконного собрания. И вот доказательство нашего предвидения на личности Вашего возлюбленного Преосвященства. Мы весьма скорбим об этой новой ране многострадальной Российской Церкви и молимся, да Господь, разное во едино собравый и упразднивый средостение разделения, создал бы мост и воссоединил братьев во Христе к умирению Церкви и радости христоименитого народа»[216]. При этом в другом своем письме митрополиту Антонию (Храповицкому) от 5 июля 1927 г. Патриарх Мелетий, в соответствии со своими прежними заявлениями, также писал, что «патриарх Тихон, предоставляя митрополиту Евлогию власть над русскими церквами в Западной Европе, нарушил 28-е правило Вселенского Собора», и Владыка Евлогий был «антиканонически поставлен в Париж, где есть другие законно поставленные православные архиереи»[217].

Впрочем, архиереи Русской Православной Церкви за границей хорошо понимали, что поддержка Фанаром того или иного церковного течения далеко не всегда означает стремление Вселенского престола к канонической правде. «Всем хорошо известно, – писал митрополит Антоний (Храповицкий) Владыке Евлогию летом 1927 г., – как глубоко и искренно чту я Свят. Престолы Восточных Патриархов. Но сейчас не без опаски взираю на лиц, занимающих Вселенский и Александрийский Престолы. Они поддерживают обновленцев, они проявили враждебное отношение к Православной Российской Церкви и ее Первоиерарху Святейшему Тихону. Вселенский Патриарх вошел с обновленцами в общение. Он авторизовал деяния Московского лже-собора 1923 года, постановлениями которого обновленцы объявили Свят. Патриарха Тихона лишенным сана. В церковном Американском деле имеется заключение Вселенского Престола о признании каноничности Московского лжесобора и обновленческого Синода. А ныне Вселенский и Александрийский Патриархи приняли приглашение на новый обновленческий Собор, имеющий быть в октябре месяце в Москве… Подумайте, Владыко, к кому Вы обратились и на чей авторитет ссылаетесь и в то время, когда в России епископы перестали даже поминать их. А, обращаясь к авторитету этих Патриархов, Вы обязываете себя вступить в общение с обновленцами»[218].

Архиепископ Серафим (Лукьянов) весной 1927 г. писал в том же духе: «Константинопольский Патриарх и Синод – друзья живоцерковников и большевиков и враги Русской Церкви, за свои великие беззакония подлежащие суду всей Православной Церкви. Обращаться за помощью в Константинополь – великий позор для нашей Церкви»[219].

Архиерейский Собор Русской Православной Церкви за границей отреагировал на позицию Константинопольского Патриархата окружным посланием от 6 сентября 1927 г., в котором во многом справедливо отмечал: «С глубоким прискорбием мы должны заявить, что наша Русская Церковь во дни страданий под игом большевицкого владычества терпит от Константинопольской Патриархии гонения и утеснения не менее, чем от «Живой Церкви», от обновленцев и других раскольников. в явное нарушение Священных Канонов, без всякого сношения с Всероссийскою Церковною Властью и даже вопреки протестам наших иерархов, Константинопольская Патриархия отторгает от нашей Церкви многие области – Польскую, Финляндскую, Эстонскую; покушается отторгнуть и другие ее части – русские епархии в Америке и Западной Европе; дает свое благословение на отделение от нашей Церкви на автокефальное положение Польской, Украинской и Грузинской Церквам. Но еще гораздо ужаснее вот что: когда в недрах нашей Церкви появляются раскольничьи общины – «Живая Церковь», обновленцы и другие – тогда Константинопольская Патриархия входит в сношение с этими приспешниками безбожной советской власти, признает раскольничий собор 1923 года, осудивший Святейшего Патриарха Тихона на лишение сана и монашества, соглашается послать своего представителя в Москву для вмешательства в дела нашей Церкви и даже предлагает нашему Патриарху оставить свой престол и упразднить самое патриаршество… Во многих Православных Церквах под усиленным влиянием Константинопольской Патриархии стал вводиться насильственными мерами новый календарь, везде вызывая страшные смуты и разделения среди верующих. Не ограничиваясь этим Константинопольская Патриархия решилась даже, вопреки Священным Канонам и практике своей Церкви, на всеобщее и принудительное введение в Финляндии новой пасхалии. в октябре или ноябре текущего года в Москве состоится раскольничий собор обновленцев. Константинопольский Патриарх Василий и Александрийский Мелетий выразили свое согласие принять участие в этом безбла-годатном сборище[220]. Таким образом, Константинопольская Патриархия является пособницей «Живой Церкви» и обновленцев в России, нарушительницей Священных Канонов о Пасхе, виновницей смут и расколов во всех Православных Церквах»[221].

В конце 1920-х гг. Константинопольская Патриархия приняла участие еще в одном внутреннем конфликте в Зарубежной Русской Церкви. В январе 1927 г. управлявший Северо-Американской епархией митрополит Платон (Рождественский) вышел из подчинения Архиерейского Синода, который 31 марта того же года постановил освободить митрополита от управления епархией и запретить в священнослужении в ее пределах. 8 сентября 1927 г. Архиерейский Собор Русской Православной Церкви за границей окончательно запретил Владыку Платона в священнослужении, однако тот не подчинился. Еще 2 февраля 1927 г. он поручил архиепископу Евфимию (Офейшу) учредить «Святую Восточную Православную Кафолическую и Апостольскую

Церковь в Северной Америке». Вскоре был создан Синод под председательством архиепископа Евфимия, включавший в себя русских иерархов в Америке, при этом Владыка Евфимий находился в подчинении у митрополита Платона, который считал себя главой Всеамериканской Церкви. 19 декабря 1927 г. от имени «Святейшего Синода Американской Православной Кафолической Церкви» всем Поместным Церквам было разослано уведомление об образовании новой независимой структуры[222].

Взяв на себя права главы Поместной Церкви, митрополит Платон вступил в конфликт с Константинопольской Патриархией. Учредив в 1922 г. архиепископию Северной и Южной Америки, Фанар сам претендовал на руководство всеми православными приходами в США и не хотел уступать это право митрополиту Платону. 15 мая 1928 г. архиепископ Александр (Немоловский) направил в Константинополь доклад об образовании в Северной Америке новой церковной структуры, и 1 декабря 1928 г. Патриарх Василий III в ответ выпустил послание, опубликованное в греческой печати: «По решению нашего Свят. Синода заявляем, что Конституция (организация) упомянутой Церкви есть всецело антиканонична (незаконна). Следовательно, Мать Св. Церковь отвергает эту новую Русскую Церковь и требует от Вашего Преосвященства абсолютно не входить ни в какие сношения (связи) с нею»[223]. Понимая, что автокефалия грозит ему изоляцией со стороны всего православного мира, митрополит Платон решил отказаться от планов создания Всеамериканской Церкви и заявил, что руководит только Русской Церковью в Америке. Подчиненные ему епископы, ранее подписавшие «конституцию» об образовании новой Церкви, в декабре 1928 г. отозвали свои подписи[224].

В этот период Константинопольский Патриархат продолжал заниматься экуменической деятельностью. Так, в августе 1927 г. его делегат митрополит Фиатирский Герман принял активное участие в первой всемирной экуменической конференции «Вера и церковное устройство» в Лозанне, став председателем православной группы делегатов, в которую входили в числе других митрополит Евлогий (Георгиевский), протоиерей Сергий Булгаков, профессора Н. Глубоковский и Н. Арсеньев. На этой конференции состоялось и несколько частных совещаний (под председательством Софийского митрополита Стефана), на которых обсуждалось положение страждущей Русской Церкви: гонения на нее и возможность посильной помощи со стороны братских христианских Церквей[225].

4 сентября 1928 г. было выработано совместное соглашение Элладской и Константинопольской Церквей относительно 36 епархий Вселенского Патриархата, оказавшихся после Лозаннского договора на территории Греции. Согласно Патриаршему и Синодальному актам епархии «новых территорий» (Эпира, Южной Македонии, Западной Фракии и большинство островов Эгейского архипелага), формально оставаясь в юрисдикции Константинопольского Патриархата, вошли в состав Элладской Церкви (т. е. были административно подчинены ей), согласно уже принятому государственному закону Греции № 3615 от 15 июля 1928 г.[226]

Успеху переговоров способствовала дружба и личная переписка между Патриархом Василием III и его бывшим учеником архиепископом Афинским Хризостомом (Пападопулосом). В узаконенном греческим правительством соглашении было решено несколько вопросов: 1. каким образом митрополиты «новых территорий» должны принимать участие в заседания Священного Синода Элладской Церкви и других административных учреждениях;

2. как они должны избираться и наличие у Патриарха права предлагать кандидатов и утверждать кандидатуры; 3. положение Патриарха, как последней церковной судебной инстанции, решения которой не подлежат апелляции;

4. обязанность Элладской Церкви извещать Патриарха, когда кафедры «новых территорий» освобождаются и когда они замещаются, посылать в Константинополь протоколы избрания новых митрополитов, их исповедание веры и присяги верности Вселенскому Патриарху, а также обязанность сообщать, когда эти митрополиты принимают участие в заседаниях Элладского Синода;