Александр Житинский известен читателю как автор поэтического сборника «Утренний снег», прозаических книг «Голоса», «От первого лица», посвященных нравственным проблемам.
Новая его повесть рассказывает о Людвике Варыньском — видном польском революционере, создателе первой в Польше партии рабочего класса «Пролетариат», действовавшей в содружестве с русской «Народной волей». Арестованный царскими жандармами, революционер был заключен в Шлиссельбургскую крепость, где умер на тридцать третьем году жизни. Автор показывает своего героя через восприятие других исторических персонажей, раскрывая драматизм идейно-политической борьбы того времени, исследуя психологию взаимоотношений Варыньского с товарищами по борьбе. Писателя привлекает тема предназначенности человека своей идее и делу.
1.0
АЛЕКСАНДР ЖИТИНСКИЙ
ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ
Повесть о Людвике Варыньском
Пролог
ВАЛЕРЬЯН
Шлюпка болталась на волнах, хлюпала днищем, черные лопасти весел задирались в высоту при крене, едва чиркая по вздыбленной поверхности реки, а потом вдруг погружались глубоко, и тогда гребец, покраснев лицом, натужно выводил весло из воды. Оно выпархивало на воздух, обливаясь струями, блестевшими на солнце, и вновь взмахивало, точно крыло подбитой птицы, стремившейся оторваться от земли.
Никитке казалось, что шлюпка не движется, застыла посреди сердитой реки, взлохмаченной свежим ладожским ветром, однако крепостные стены, представлявшиеся с городской шлиссельбуржской пристани низкими, приземистыми, взрастали на глазах, а под ними, на плоском берегу, обозначилась человечья фигурка в голубом мундире, которая спешила куда-то, подгоняемая ветром. Крохотная эта фигурка, мелкое голубое пятнышко на фоне массивных стен, подчеркивала их огромность и непоколебимую прочность столь наглядно, что Никитке стало не по себе.
Артель строительных рабочих на трех шлюпках приближалась к древней крепости. На носу первой шлюпки, полуотвернувшись от гребцов и вглядываясь в неровную линию крепостных стен, сидел человек в инженерной шинели и фуражке, которую он надвинул глубоко на голову, чтобы не сдуло. Кончики ушей оттопыривались фуражкой, выглядывая из-за поднятого воротника шинели, как розовые ангельские крылышки. Инженер часто шмыгал носом и сморкался. Никитке было жаль его. Сам он с Кузьмой Никаноровичем, каменных дел мастером, сидел на корме, запахнувшись в отцовский широкий кафтан и положив ноги на прочный ящик с инструментами. Кузьма покуривал, уперев взгляд в днище шлюпки, слюдяно блестевшее засохшей рыбьей чешуей.
Два дюжих бородатых гребца из артели боролись с быстрым течением и ветром, правя на Флажную башню, к Ладоге, но шлюпку сносило влево, к Круглой башне, что, собственно, и нужно было гребцам.
Обогнули сторожевой пост на юго-западной оконечности островка. Здесь ветер был не столь силен, зато грести пришлось против течения. Шлюпки совсем остановились. Обогнувший Круглую башню по берегу острова жандармский офицер в голубом мундире шел в том же направлении и едва не обгонял их.
— Какая честь! Сам комендант Покрошинский встречает… — обернулся инженер к артельному старосте Михееву, сидевшему позади него.
Староста хмыкнул неопределенно.
Первая шлюпка ткнулась в мокрые доски пристани. Инженер отодвинулся в сторону, а Михеев перескочил на пристань с концом в руке и ловко примотал его к низкому столбу, торчавшему из досок. Кузьма кинул старосте другой конец с кормы. Шлюпка была причалена. Только тут инженер позволил себе сойти на пристань, где уже ждал его полковник Покрошинский.
— Что ж так долго, Иван Степаныч? — с укоризной воскликнул полковник, на что инженер сухо и даже как-то брезгливо отвечал:
— Вам должно быть известно, что набрать сюда работников не так просто. Люди боятся.
— Вячеслав Константинович со дня на день нагрянут, — будто бы не слушая, продолжал Покрошинский, и тут Никита заметил, что полковник слегка «под мухой». Видимо, обнаружил это и инженер, потому что ответил еще более раздраженно:
— Я, кажется, не имею чести служить по департаменту Вячеслава Константиновича.