— Тут не пойму. Зовут его вроде по-нашему. Но не наш, потому как католики они, — объяснил Кузьма.
Впрочем, он сказал, что старец в русской тюрьме православным стал, проповедовал добро и любовь, об этом и писал в своей тетрадке. Тетрадку эту Кузьма после смерти старца перенес в комендатуру, там она и сгинула.
— А по фамилии его как? — спросил Никитка.
— Фамилия его была Лукасиньский. Поляк он был, — со значением повторил каменщик.
В воскресенье пожаловал в крепость директор Департамента полиции Вячеслав Константинович Плеве. Никитка видел с крепостной стены его высокую статную фигуру — длинный вицмундир, руки за спиною, — вышагивавшую журавлем по двору в сопровождении Покрошинского и инженера с кислым бескровным лицом. Плеве был красив и ухожен, густые усы аккуратными валиками умещались под носом, загибая книзу остренькие кончики. Жандармы суетились, как мокрицы, попавшие на солнечный свет, когда выковырнешь из сырой земли валун. С замиранием сердца следил Никитка за начальником всех полицейских империи, любуясь его ростом и усами, а главное — непоколебимой холодноватой уверенностью, что была написана на его лице. Куда каторжным с таким тягаться! Кишка тонка.
Один раз Плеве поднял руку; его длинный палец, обернутый в белую перчатку, указал на неубранную кучу мусора неподалеку от церковной паперти — и тотчас куча исчезла, как по мановению волшебной палочки, растащенная по горстке жандармскими мокрицами, — а рука Вячеслава Константиновича возвратилась на свое место, за поясницу.
Плеве осмотрел ворота, заделанные в стене, выходящей на Ладогу, засыпанное русло канала вдоль стен цитадели, поднялся на крепостную стену.
Он прошел мимо мастера и Никитки так близко, что до него можно было дотронуться, — не прошел, а проплыл, не повернув головы и не дрогнув ни одним мускулом на лице. Мастер и подмастерье сдернули шапки. Инженер, морщась, как от зубной боли, прошипел тихо:
— Все щели замазаны?
— Так точно, ваше выскородь… — доложил Кузьма.
«А как же лаз? — мелькнуло у Никитки. — По тому лазу разбойники вполне сбежать могут…»
Плеве постоял наверху, подставив лицо ладожскому ветру. Перед ним расстилался безбрежный простор великого озера.
— Говорят, отсюда еще никогда не бежали заключенные, — сказал он, не глядя на свиту. — Дай бог и дальше так.
— Рады стараться… — невпопад ответствовал полковник, и процессия исчезла в Королевской башне.
Кузьма долго смотрел вслед начальству, что-то обдумывая, потом толкнул Никитку в плечо.
— Пошли, малец.
Они прошли по стене до Светличной башни, спустились в нее и снова оказались перед гранитной плитой, за которой начинался лаз на волю. Кузьма снял плиту, постоял секунду, потом скомандовал:
— Давай кирпичи.
«Испугался мастер…» — подумал Никитка, спускаясь вниз за кирпичами.
Каменщик работал на совесть. Лаз был заложен двойной хитроумной кладкой внахлест, посажена на раствор и гранитная плита, скрывавшая начало лаза.
ebooksa