«Могла бы и побежать в милицию, не так уж далеко, — подумал я. — Но не побежала. Что-то тебя удерживало?»
— Однако вы оделись и последовали за ним. Так? — спросил я.
— А что мне оставалось делать? В случае чего могла ведь я предотвратить беду. Да что там, — вдруг встрепенулась Надежда, — ничего я не могла.
— Как вы думаете, который был час, когда вы все из дома вышли?
— Зачем думать? Часы на кухне висят. Я видела их, когда слезала с чердака.
— Было двадцать три часа?
— Нет, одиннадцати не было, пол-одиннадцатого.
— Что? — вырвалось у меня. Расхождение с тем, как полагал Елышев, в полчаса, и, значит, Сличко гораздо раньше мог попасть в дом к тете Паше, когда она еще жива была.
— Ах! — Моя реакция испугала Надежду. — Те ж часы неисправные сроду. И отставать могут, и спешить.
Я терпеливо ждал, когда Надежда хоть одним словом упомянет о Елышеве, по ожидание затягивалось. Наконец, словно угадав мои мысли, Надежда спросила:
— Кто ж то приходил? Вы бы ничего не знали без него. Так что вы знаете, кто ж то был?
— Могла прийти любая из сестер.
— В такой час?
Наивный вопрос: ведь в такой самый час Софья бежала из яруговской больницы на Микитовку через весь город.
— Некому было, — сказала она. — И тетя Паша не пошла бы в такой час.
Вдруг Надежда покраснела, и сразу же привлекательней стало ее лицо: чересчур бледное до этого, оно теперь украсилось румянцем на щеках с ямочками. Догадка, прятавшаяся где-то, прорвалась наружу.
— Вы знаете, что это был он?
— Если вы имеете в виду Елышева, то почему он не мог?
— Зачем ему? Совесть заговорила? Он передо мной не ответчик, ни в чем он передо мной не повинен.
— А вы любили его?