Районное управление находилось в городе М., из которого через каждые пятнадцать минут ходил автобус до Бараков. Темнеть начинало рано. Продолжал валить снег, и ничто в природе не напоминало о том, что старый год закончился и наступил новый. Отправляться в общежитие было рано, да ничто не влекло меня туда. Соседство Румена начинало меня раздражать и пугать тем, как он, возвратясь с работы, постучит в дверь, войдет, как потом будем сидеть вдвоем и, вместо того чтобы любезно разговаривать, будем упорно молчать. В Пампорово я рассказала о себе все и теперь знала, что между нами ничего не может быть, а молчание тяготило меня. Сейчас я была занята и несколько озадачена, невольно думая о преступлении и причинах, побудивших к нему. Встречи с Руменом пугали и по другой причине: после первой встречи я определенно знала, что он мне нравится, на следующей — почувствовала, что влюбилась, даже ревновала, а это лишний раз подтверждало мои чувства. Хотя я была твердо убеждена, что все это от одиночества, однако до конца мое отношение к этому мужчине все еще оставалось неопределенным, а это делало меня неуверенной и толкало к позе.
Отправилась в городской книжный магазин, затем заглянула в другие магазины и купила немножко пряжи и вязальные спицы. Давно слышала, что вязание успокаивает нервы и способствует спокойному ходу мыслей. Когда-то мама учила меня этому искусству, я даже начала вязать свитер брату, но так и не смогла закончить работу. Потом свое творение тайком распустила, а пряжу смотала в клубок. Запомнила только, что начинала вязать свитер на семьдесят петель. Павел был высокий, как… Румен Станков чем-то напоминал моего погибшего брата. Помнится, что почувствовала это, впервые услышав его голос в приемной, когда он разговаривал с секретаршей. Мне показалось тогда, что ждала этого голоса всю жизнь, но что-то невидимое и непреодолимое постоянно мешало. Это открытие взволновало меня и должно было отвлечь от работы, однако, несмотря на это, я в тот же вечер начала вязать пуловер.
Румен зашел в мою комнату, когда я уже была в постели. У меня было такое чувство, что он мой племянник. Хотя он был немного моложе меня, но выглядел гораздо старше. Не стесняясь, я села в постели, как это делают студентки с книгой на коленях. Преодолевая сон, спросила его откровенно:
— Для чего тебе нужно так много денег?
Он ответил сразу, словно давно ждал этого вопроса:
— Чтобы пойти к тем, кто подписывает перераспределения, швырнуть эти деньги в их грязную морду и потребовать направления меня на работу в Русе. Один мой приятель попытался, но его выгнали. Однако вряд ли сделали это принципиально. Были возмущены… Я спросил приятеля, сколько он им предложил. Сказал — две тысячи. Естественно, они возмутились. Хотел купить их так дешево! Кто согласится продать совесть за две тысячи? Если хотя бы пять… шесть… семь… Сколько стоит их подпись?..
— Что ты будешь делать в Русе?
— Все, даже работать носильщиком на пристани. Самопожертвование, может быть, не совсем обычно для мужчин, но я хочу быть вместе с ней. Именно сейчас, когда ей необходима помощь… Она вспыльчивая, своенравная и гордая. Но все это от неведения и невинности. Росла в тепличных условиях, всю жизнь ее оберегали от всего плохого. Совершенно не знает жизни, не подозревает, какая она может быть жестокая… А сплетни — они беспощадны. Она абсолютно беспомощна, потому что не видела трудностей, не страдала. Ана, хорошо, что ты здесь и я могу высказать тебе, о чем мужчина, вероятно, не имеет права говорить.
Мне понравился такой поворот: он впервые назвал меня по имени. Мама и брат звали меня Настей, Николай — Сия… в баскетбольной команде я числилась под именем Ана Ман… И это имя нравилось мне больше всего. Мне было приятно и сейчас.
— У нее был тут один парень… точнее, мальчик, цеплялся к ней… носил ей подарки, считал, что любит, но она ходила с ним только для того, чтобы причинить мне боль.
— Только не уверенные в своих чарах женщины могут прибегать к таким примитивным средствам.
— Она была самоуверенна до умопомрачения…
— Это результат того же комплекса.
— Никогда не был специалистом по женской психологии.
— Настоящему мужчине это не нужно.
Он вдруг встал, подошел к кровати, схватил меня за плечи и начал трясти:
— Ана, мне кажется, что я говорю о себе только плохое! Почему?
— Бывает, — успокаивающе ответила я, натянув до подбородка одеяло.
Румен вышел. Он собирался со второй сменой в дальнюю шахту.
Я осталась во всем общежитии одна. Ребята ушли на ночную смену, радиотрансляция не работала, полное безмолвие. Лежала и слушала пульсацию крови в собственном теле. Я уже привыкла к самовосприятию, потому что за многие годы одинокой жизни научилась заботиться о себе как о каком-то другом, но очень близком человеке. Сердце работало ритмично, кровь плавно растекалась по телу. Все нормально. Давление нормальное, пульс ровный, хорошего наполнения, и мне кажется, я стою на берегу моря… Не люблю море. Оно похоже на обезглавленное и слепое чудовище. Кажется, движется, а на самом деле стоит на месте, кажется бескрайним, а в действительности — ограничено. У него единственная возможность — испариться, да и то — теоретически. Однако оно существует и не делает этот тупик совершенно безысходным. Море, в моем представлении, похоже на Сизифа. Достигнет берега, лизнет его, и только, кажется, должно лечь и успокоиться, тут же откатывается назад, и так без конца. Обреченное и мучительное существование. Берег — это потолок моря. Оно ненавидит его и разрушает беспощадно, но не может понять, что, если есть море, должен быть и берег. Иначе будет сплошная, разлившаяся по всей вселенной, безликая, не имеющая имени и местонахождения, свободная, бескрайняя вода.
ebooksa