Прозрачная маска

22
18
20
22
24
26
28
30

— …не сердитесь на меня, ребята. Я ни от кого из вас не отказался. Ни от кого. Даже от Борислава, хотя он больше разбирается в медицине, чем в криминалистике…

Старик знал, что его слова заденут меня еще больше, и я инстинктивно схватила его руку. Почувствовала морщинистую кожу и биение еле уловимого пульса.

— Не будучи следователем, Настя заметила очень важные факты, которые нам оказали большую услугу. Она мне предложила даже готовую гипотезу. Сначала я недоверчиво усмехнулся, но потом подумал над ней хорошенько. Вряд ли все женщины настолько прозорливы, и едва ли каждая из них может стать следователем. Однако в Насте я уверен…

Так называли меня мама и Павел.

— …Выпьем, товарищи, за ее здоровье и за здоровье всех ее друзей…

Старик чокнулся со мной, отпил из бокала несколько глотков, он был в приподнятом настроении. Начались танцы, и я спросила Борислава:

— Какое задание мы двое суток выполняли в «Эвридике»?

— Профилактическое. Тебе нужно было отоспаться и отдохнуть. А я обязан был любым путем не допустить тебя на похороны. Инженер являлся для тебя близким человеком…

— Ты, однако, не очень уважаешь батю Дамяна?

— С Дорой мы вместе учились в институте, только она окончила его, а я — нет.

— Он очень серьезно болен.

— Знаю.

— Можете подождать…

— Я готов ждать… но она никогда не изменит своему Старику… Она мне об этом уже сказала…

Танцевали почти так же, как в баре. Я чувствовала какое-то облегчение, думаю, от выпитого коньяка. Дядя Дамян невесть откуда извлек фуражку пограничника и надел ее на голову Бориславу.

— Недолго мне осталось жить… Поэтому расскажу тебе кое-что… важное… многими словами… Если они даже и укоротят мою жизнь. Не оставляй Христо одного… Стесняется он тебя. Двое суток скрывается, паршивец. Едва уговорил прийти на сегодняшний вечер… Он только кажется нелюдимым. А вообще он очень хороший, добрый и может быть отличным семьянином. Тебе с ним будет прекрасно… Работа, семья и все другое… Это — три кита для женщины…

— Ана, Старику плохо!

Выключили патефон. Дядя Дамян лежал в своей комнате. У его изголовья не было аквариума с тремя белыми неподвижными рыбками с большими глазами.

— Накормите китов, — с большим напряжением выговорил он, указывая на аквариум. Потом принял какую-то таблетку и прошептал: — До завтра, дети мои! — и уснул. Дора приютилась на кровати у его ног, обхватила руками сухие ступни мужа и заплакала.

Расходились около одиннадцати. Дочев подвез меня до гостиницы и, набравшись смелости, спросил, чем бы ему заняться, если совсем не хочется спать. Я тоже из несмелых, а потому как бы невзначай ответила, что не привыкла ложиться раньше полуночи. Он неестественно и очень неуверенно снял с моей головы капюшон, потом медленно расстегнул шинель, что ему стоило больших трудов, каждую пуговицу расстегивал и застегивал несколько раз.