Прозрачная маска

— Из-за женщины.

— Ревность?

— Нет. По политическим мотивам.

— С каких это пор любовь стала относиться к политике?

— Здесь была не только любовь. Было и другое. Женщина — иностранка. Познакомился я с ней давно, Она просила у меня разные сведения, я, что знал, сообщал ей. Но в этом году она потребовала данные об урановых месторождениях, обещав выйти за меня замуж. Я собирался принять подданство ее страны и поселиться вместе с нею. Она хозяйка фабрики по производству дамских чулок, известных во всем мире. За это и убил главного.

— Хорошо, я вам верю. А теперь расскажите все по порядку, все до мельчайших подробностей…

После того как увели Умбертова, мы несколько раз прослушали запись его речи с надеждой найти ту щелочку, через которую можно добраться до истины. История сводилась к следующему: десять лет назад, отдыхая на Золотых песках, Умбертов познакомился с австрийкой и сразу вступил с ней в близкие отношения. Тогда он думал, что иностранку прельщает его крепкое телосложение, артистические манеры и библейские цитаты, которыми он переплетал свою речь. Все шло хорошо и закончилось сдержанными слезами и обещанием встречи летом следующего года. Во время разлуки они обменивались различными сувенирами через повара болгарского парохода, совершающего рейсы по Дунаю от Русе до Вены. Каждое лето австрийка приезжала в Болгарию, и все было прекрасно, как и в первое лето. Лет пять назад она вдруг отказалась от моря и решила провести лето здесь, в Пампорово, Попросила, чтобы Умбертов нашел себе работу вблизи этого курорта. Он ушел с должности главного плановика крупнейшего завода «Серп и молот» и устроился главным снабженцем Рудоуправления. Разница в зарплате была существенная, но он не терял надежды, что будет вознагражден. Любовь их была безоблачной, такой, какой она может быть только у зрелых людей, знающих цену мгновению. Но этим летом произошло событие, крайне обеспокоившее Умбертова. Берта Миллер потребовала от него сведений об урановых месторождениях в Родопах. Он был застигнут врасплох, так как слышал о таковых впервые, но обещал поспрашивать. И спрашивал. Но никто не мог сообщить ему больше того, что он услышал от Берты. Тогда он подумал о Румене Станкове. Пригласил его к себе, хорошенько угостил, а тот, хватив лишнего, сказал, что урановые залежи открыты в горе Мечи. А потом сообразил и замолчал. Ничего другого Умбертову не удалось узнать от него. Берта уехала и обещала снова приехать зимой и забрать его с собой в Вену, но при условии, что он выполнит поручение. Всю осень Умбертов мотался по шахтерским поселкам, щедро угощал, но впустую. Зима приближалась. Берта обещала приехать после Нового года, и ему очень хотелось обрадовать ее. Он второй раз встретился с Руменом Станковым в его комнате в общежитии, но разговор получился еще менее результативным, чем при первой встрече. Когда все уже казалось безнадежным, услышал на новогоднем торжестве от Румена, что тот нуждается в деньгах. Решил ограбить магазин. Из давнишнего разговора с Маринкиным знал, что тот в предвыходные и предпраздничные дни не имеет возможности сдавать вырученные деньги в сберкассу и вынужден оставлять их в магазине. Чтобы запутать следственные органы и выиграть два-три дня, Умбертов сделал все так, чтобы подозрение пало на Румена и на меня. Номер с моими «пионерками» и сигаретой Румена действительно имел место.

Более того, пока танцевали, Умбертов снял у меня с плеча несколько волос, а потом прилепил их к замерзшему стеклу в магазине. Вернувшись на торжество, выпил сто граммов водки, потом у него разыгрался гастрит, он принял какие-то таблетки, ему стало плохо, и его отвезли в больницу. Из больницы выписался на следующий день, и когда мы сидели с Руменом в ресторане «Эвридика», он пришел туда, знаком вызвал Румена в туалет. Я действительно заметила, что, когда Румен возвратился за стол, он был страшно злой, и на мой вопрос, что случилось, нервно рассмеялся, положив мне руку на плечо, и успокаивающе сказал: «Да подлецы всякие». Во время этого разговора Умбертов предложил Румену деньги, а Румен пригрозил ему милицией. Это и было причиной того, что на следующий день снабженец следил за главным инженером и встретил его в шахте. Он пытался убедить Станкова, что делал ему предложение по заданию специальных органов в целях проверки его благонадежности и умения хранить служебную тайну. Но Румен вновь подтвердил свое намерение сообщить в милицию. Я тоже вспомнила, как он сказал мне у входа в шахту, что ему нужно зайти к нашим, из милиции, — к Стефану или Калинчеву… Вот так развивались события. Однако в милицию Румен не пошел, а вернулся в шахту, вероятно что-то забыв там. Вот тут-то Умбертов и решил, что, если убьет его сейчас, преступление обнаружат только через день и подозрение вряд ли падет на него. А сопровождение гроба с покойным давало ему легальную возможность прибыть непосредственно к границе и там, сообразуясь с обстановкой, перейти ее. Он взял с собой охотничье ружье и украденные деньги. Однако в лесу заблудился; спустился густой туман, и он для верности решил переждать, когда прояснится, Тут его и взяли. Он не оказал никакого сопротивления. «Вот все, что я вспомнил» — такими словами закончил свой монолог Умбертов. Катушки продолжали вращаться, и до нашего слуха донесся незнакомый иностранный разговор.

— Если еще раз замечу, что ты служебный магнитофон используешь не по назначению, получишь выговор, — предупредил Калинчев.

Ларгов понимающе кивнул, нажал кнопку и переключил магнитофон на положение «перемотка», но, остановив магнитофон и снова включив на воспроизведение, опять попал на иностранную волну. Он еще больше сконфузился. Я засмеялась, и обошлось без дальнейших нравоучений.

Время подходило к одиннадцати, мои коллеги вышли покурить. Я подняла шторы и отворила окно: откуда-то потянуло запахом жареной картошки. Моя мечта! Я сняла телефонную трубку, набрала номер полковника Дочева. Он ответил очень официальным тоном. Тон не переменился и после того, как я представилась. Мы помолчали. «Я занят», — сказал он после некоторого раздумья, извинился и положил трубку. Надев куртку, вышла на улицу. Чувствовала себя обманутой.

— Приятного аппетита! — крикнул мне Калинчев, освободив от лишних объяснений.

Направляюсь по одной, более или менее приличной улице, имевшейся в городе, не зная, куда и зачем иду. Шла, чтобы забыться, чтобы не быть одной, быть среди людей. Мысль, что я опять одна, засверлила мозг, как раковая болезнь. Смотрят на тебя и думают всякие пошлости… «Я занят», — звенели в голове его слова. Если у него был мужчина, мог бы намекнуть, что занят по делам службы. Значит, у него была женщина. Несомненно. Мнительность для человека — злейший враг. И чем больше воображаешь, тем больше бередишь душу. И дал же бог воображение! Представляю его сидящим за рабочим столом… нет, сидящим в кресле… рядом молодая женщина в шелковом платье, несмотря на собачий холод… Платье видно из-под пальто, Она небрежно забрасывает ногу на ногу и, извинившись, просит разрешения закурить… Дочев кивает, подносит ей зажигалку… Говорит: «Я вас слушаю», окидывая взглядом с ног до головы… Посетительница закуривает вторую сигарету. «У меня к вам, как бы поточней выразиться, очень деликатное дело… Его можете решить только вы…» Ох! Хватит! Вхожу в магазин готовой одежды. Решила что-нибудь себе купить. Когда чувствую себя несчастной — иду в парикмахерскую или покупаю что-нибудь из одежды. Выбор мой, как правило, неудачный. На этот раз — тоже. Выбираю юбку — красную с черным. Надела ее прямо в магазине. Продавщицы посмотрели на меня с удивлением и любопытством. Потом поняла, что удивление вызвали мои «пионерки», которые я надела под брюки. Не спеша пошла дальше: спешить было некуда, а мороз щипал за колени. «Так можно простудиться ни за что ни про что». Дальше располагался обувной магазин. Еще в Софии я собиралась купить себе сапоги. Купила их здесь. Затем вошла в парикмахерский салон и сделала прическу так же неожиданно, как месяц назад в парикмахерской на улице Стамболийского в Софии. Небрежно — как и тогда — села в кресло и попросила покрасить волосы и уложить. Через полчаса мои длинные волосы превратились в огромную, скрепленную лаком копну. Я ненавидела себя. Хотелось куда-нибудь спрятаться, уединиться, забыть обо всем. Пошла в гостиницу.

— Вы журналистка из Софии? Вас разыскивали. Мужчина и девушка.

«Николай!»

— Как выглядел мужчина? Молодой, небольшого роста?

— Девушка молоденькая и небольшого росточка, а мужчина — в возрасте.

Я никак не могла сообразить, кто мог меня разыскивать.

— Они говорили, что снова зайдут.

— Я ухожу. Меня не будет.