Прозрачная маска

— Ты отвезешь меня в Пловдив?

— Довольно, я занят.

Однако я сдержалась.

— Можешь позвонить мне позднее?

— Я не один.

И положил трубку. Хорошо завести мужчину, выбить из колеи. Не могу терпеть человека, которому безразлично, чем занята я. Особенно после того, как этот человек вытирал мне слезы своим рукавом, а я рыдала у него на коленях… И это было вчера вечером. А сегодня: «Хорошо». Не есть хорошо, мой дорогой человек. Совершенно нехорошо.

— Дай я посмотрю автобиографию Умбертова.

Хотелось чем-то заняться, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.

Четкий бухгалтерский почерк. Некоторые буквы выписаны очень красиво и украшены вензелями, встречаются слова, выведенные печатными буквами, одни, видно, написаны торопливо, другие — медленно. Безупречное чистописание. Признак порядка и стремления к причинно-следственной связи между событиями. Родился в Габровском округе в семье середняков, симпатизирующих фашистским властям, но никаких признаков сотрудничества. Закончил семинарию в 1944 году и сразу поступил на годичные курсы счетоводов в городе Свиштов, после окончания которых отправился на работу в родное село своей матери — в Горно-Ореховском крае. Был принят счетоводом сельскохозяйственного кооператива и оставался на этой должности до создания Трудовых кооперативных земледельческих хозяйств (ТКЗХ). После чего был переведен на должность главного бухгалтера созданного в их селе ТКЗХ и работал там до 1958 года, пока миграция и его не увлекла в город. Там он был принят в плановый отдел заводоуправления «Серп и молот», в городе Тырново, где проработал восемь лет. В 1966 году переехал в Варну и устроился барменом в курортном комплексе «Золотые пески», а через пять лет отправился в Бараки в качестве главного снабженца Рудоуправления.

— Этот Умбертов везде был главным.

— Думается, и в нашем деле он играет первую скрипку.

Снова зазвонил телефон. Меня уже не просили. Ларгов молча слушал, подергивая бровями, а потом сказал: «Есть» — и положил трубку.

О содержании разговора он тоже меня не информировал.

— Какие причины толкнули, по-твоему, Маринкина на убийство инженера?

— Личные. Ведь они были соперниками.

— Так думал Маринкин. Как рассказывал мне Румен, завмаг — добродушный парень, а не приспособленная к здешним бытовым условиям маркировщица угощала его кофе за мелкие услуги и выслушивала его жалобы на жизнь. Парень воспринял это как особое к нему расположение, а известно, что, когда человек влюблен, он склонен принимать желаемое за действительное.

— Подождем, когда Маринкин закончит лечение. А тогда посмотрим.

— В таком случае пока помотаюсь по Болгарии. Тебе не кажется, что у Умбертова все… наоборот. Добровольно обвиняет себя, вместо того чтобы оправдываться; приписал себе подсудные деяния — шпионаж, например; не просит снисхождения, а настаивает на строгом наказании… Действительно, довольно странно, не так ли? А не игра ли это, чтобы оттянуть время?

— Он предупредил пограничников, что в районе заставы «Ружа» ожидается уход за границу. Сделал это через одного своего приятеля-шахтера, давно ушедшего на пенсию. Однако этим перебежчиком оказался сам Умбертов. Значит, он непременно хотел попасть к нам. Удивительно запутанное дело…

— Очень сложное. Поэтому я все равно съезжу в те места, где работал Умбертов. Что ты на это скажешь?