Прозрачная маска

Она рассмеялась.

3

Смотрюсь в зеркало. Господи, какая я проклятая и какая красивая! Стариться невозможно. Прядь седых волос болтается над глазами, а глаза бегают, словно у ребенка, впервые попавшего на ярмарку. Тело напряжено, что-то теплое и живое расплывается по нему, чувствую какое-то щекотание и радость, смотрюсь и улыбаюсь, уверенная в себе, обнадеженная и ожидающая.

Я влюблена.

На этом свете нет большего чуда, чем влюбленные женщины. Они красивы, вдохновенны и прозорливы. Они излучают таинственное сияние божественности, высшей, неподкупной справедливости, доступных только удовлетворенной душе. Любовь как снег — она сглаживает неровности и делает все гладким и лучистым. Закрываю глаза и чувствую, как снег падает на лицо, скользит по горячей коже, тает, а по щекам текут капельки — приятно до безрассудства.

А под окном сигналит Румен.

Отрываюсь от зеркала, осматриваю себя сверху донизу. Темное платье, чуть расклешенное, чтобы скрыть рост (хотя рядом с Руменом я смотрюсь даже на каблуках), изящные, совсем новые лаковые туфли, элегантная сумочка, изысканные украшения… Господи, я как будто в Народном театре, а не в столовой профилактория в Бараках. Вдыхаю запах дорогих духов и наслаждаюсь им.

Чувствую себя победительницей.

— Хочешь поехать в Пампорово? — спросил Румен, увидев меня.

— А ты почему спрашиваешь?

— Ты такая красивая, совсем не для наших.

Бросила на заднее сиденье сумку, в которую положила свои «пионерки» (сапожки). Снег был глубокий, и машина не смогла подъехать к зданию профилактория. Половину пути пришлось идти пешком, и это была самая лучшая часть вечера. Проваливались в сугробы, а затем со смехом вытаскивали друг друга. В одном месте я поскользнулась, и он подхватил меня на руки. Впервые после детства меня несли на руках. Это было событие.

Главный врач не был похож на бабника. Румен явно не любил его. Наверное, из-за женщины. Скорее всего, это я придумала. Это моя старая привычка. Всегда, когда со мной случается что-то хорошее, я непременно создаю фон сомнения или страдания. Всю жизнь верила, что любовь ко мне необходимо доказывать не только тем, что любишь меня, но и ненавистью ко всему тому, что ненавижу я. Да, это так, потому что часто мое самочувствие зависит от отношения других ко мне. Это делает меня неуверенной, уязвимой и зависимой от мелочей. Хорошо, что знают об этом немногие.

Переобувшись в кабинете главного врача и пригладив самодельную прическу, я поправила свое декольте. Впервые за многие годы мне показалось, что кому-то будет приятно смотреть на меня.

Столы в столовой профилактория были составлены в ряд в конце зала. Было оставлено просторное место для танцев — шахтеры, видимо, любят танцевать хоро[2]. Мы сели с Руменом в середине стола, внутри у меня что-то клокотало, как вулкан. Мне стало холодно, я сплела руки и оперлась на них подбородком и тут только вспомнила, что первый раз отправилась на мероприятие, не имея при себе ручки и записной книжки. Решила понадеяться на память.

— Тебе не холодно?

Он видит меня как сквозь рентгеновский аппарат.

— Мне хорошо.

— Может быть, и хорошо, но все-таки холодно.

— Немножко.