Полнолуние

Манфред чувствовал, как забилось сердце, как тело сделалось легким, будто наполнилось свежим лесным воздухом. Он пригнул голову и упруго побежал вперед за спецназовцем и Хольмом Фритцем. Мир для них сузился, сократился до узкой тропинки и замаячившего впереди проема покосившейся калитки в замшелом заборе из потемневших от времени досок. Они по очереди скользнули в нее, пронеслись мимо наспех сколоченной будки, в окошке которой мерцал свет керосиновой лампы. Где то впереди засветились узкие прямоугольники света и приглушенно заиграла песня: «… ну что загрустили, мой юный корнет? А в комнатах наших сидят комиссары, и девочек наших ведут в кабинет».

— Шеф, справа! — уже не таясь, в полный голос крикнул Фритц. Из будки туалета, скрипнув несмазанными петлями, возник боевик с сигаретой в зубах, застегивающий ширинку армейских брюк. Спецназовец одним прыжком опередил Манфреда и, крякнув, ударил боевика подошвой кованых ботинок. Тот, выронив сигарету, с грохотом обрушился внутрь туалетной кабины и испуганно затих.

— Круши их! — радостно заорал Мяскичеков, снося с ног подвернувшегося сутулого боевика, волокущего куда то упаковку консервированного «лечо». Коротко махнув прикладом автомата, размазал перекошенное от страха лицо. Сзади, у КПП, резко, как удар хлыстом, прозвучал первый выстрел. Видимо, охрана успела взяться за оружие. Кто то истошно заорал:

— Тревога! — и тут же осекся.

Под сводами леса горохом раскатилась длинная очередь. Слилась с другой. Еле слышно тявкнул «маузер курц» Фритца. Он целился в две тени, бегущие в сторону КПП.

Тени шарахнулись в сторону. Одна упала:

— У у у…

Мяскичеков, с разбега налетев на шершавый бетон у металлической двери, замер. Он сипло дышал и бормотал себе под нос проклятия.

Манфред и Фритц вжались в стену с другой стороны двери, из за которой слышалась возня, тревожная ругань и звон бьющихся бутылок:

«…поручик Голицын, а может, вернемся? Зачем нам, поручик, чужая земля?»

Тяжелая дверь распахнулась, и несколько боевиков, кто в одних трусах, кто в солдатских бушлатах на голое тело, вывалились наружу.

— Ну, если Зуб опять охоту на лосей устроил! Яйца оторву!

— Не похоже…

— Накрыли, еханный в рот!

— Бля!

Мяскичеков дал очередь сразу из двух автоматов, засыпав Манфреда и Фритца дождем стреляных гильз. Они, закрывшись от потока горячего металла, нырнули в проем двери, в узкий коридор, освещенный тусклыми электрическими лампочками. Где то неподалеку приглушенно тарахтел дизельный генератор, в конце коридора ревел магнитофон: «Ах, русское солнце — великое солнце! Корабль «Император» застыл как стрела!»

Фритц в упор выстрелил в возникшую перед ним фигуру с голым, в наколках торсом и, перешагнув через высокий порог, влетел на середину просторной, но низкой комнаты, заставленной пустыми пивными бутылками, пропахшей дешевыми сигаретами и бетонной пылью. Ударив ногой, опрокинул дощатый стол с объедками и стаканами на пьяного бугая. Затем, хрустя битым стеклом, пробежал через соседнее помещение, со стоящими вдоль стен трехэтажными койками, и снова оказался в коридоре. Фогельвейде не целясь, стрелял в темный боковой проход, а спецназовец пинал коленом в зад коренастого боевика в джинсовой куртке, надетой наизнанку:

— Показывай, гнида, где электроника! Живее, падаль!

Боевик кивнул и под дулом АКМа Мяскичекова побежал по коридору. Фритц, держа на прицеле выход, боком двинулся за ними. По коридору они свернули направо и все вместе по ступенькам спустились вниз. Тут было тихо и почти совсем темно. У стены сиротливо стояла совковая лопата с обломанным черенком, с кронштейнов под потолком свисали концы обрубленных кабелей.

— Тут! — указал коренастый боевик на широкую металлическую дверь с колесом, как на люке корабельного отсека. Спецназовец не без удовольствия одним ударом вырубил коренастого. Фритц, кряхтя от напряжения, повернул штурвал запора и отворил дверь. Подоспевший Манфред, шагнув внутрь, зажег спичку. Матово заблестели оранжевой краской ряды контейнеров без маркировки. Мяскичеков начал ковырять крышку одного из них своим тесаком, но Манфред схватил его за локоть: