Я вскочила, не умываясь, не причёсываясь, натянула первую попавшуюся одежду, продолжая ругаться сквозь зубы:
— Чтоб у вас ноги поотнимались! Угрожать он мне будет! Шантажировать! Молоко ещё на губах не обсохло ведунку шантажировать! Да чтоб вас… Да я вас сама! Всех троих! По очереди! Уши оборву, засушу и на стену повешу! Как трофей! Думаете, напугали? Передумаю, думаете? Да шиш вам!
И, противореча сама себе, закидывала в дорожную сумку всё, о чём удавалось вспомнить. Зелья летели вперемешку с артефактами, без должной упаковки, без аккуратности; посуда и одежда; памятные мелочи; узелок с заначкой и надкусанный бутерброд, который я так и не доела с вечера, пока сумка не затрещала по швам.
А солнце, нетерпеливое, непреклонное солнце не желало оставаться за горизонтом. Оно ползло вверх и поторапливало. Розовые лучи осветили крыши, пронзили темноту закоулков, вспугивая крылатые тени.
Они сбежали, как явились, — налегке. Тоже мне воры! Даже ограбить не удосужились на прощание!
Ох, как же я мчалась! Точно по пяткам хворостиной стегали! Через заборы, чужими огородами, чтобы сократить путь, вспугивая сонных кур и заставляя недоумевать дворовых псов. Дорога не стелилась под ноги, а, казалось, подталкивала, ускоряя. Как бы не вывернулся из-под сапог камень мостовой! Ох, и пропашу же тогда носом колею — весь следующий век не забуду!
Маленький покосившийся домик, который снимала троица, остался на месте, приютившийся меж двух громадин. Да и куда бы ему деться? Вот и разобидевшимся парням деться некуда, кроме как сюда. Тут у них и вещи какие-никакие остались, тут и переночевать можно, чтобы выехать на рассвете.
Но у запертой калитки меня ждал иной сюрприз.
Фигуристая женщина с длиннющей пышной косой бросилась мне навстречу, забыв на земле свёрнутую курточку, на которой сидела.
— Варна, золотая моя! Спасительница!
Я в последний момент увернулась, дабы избежать крепких объятий продажной (и успешно продающейся) бабы.
— Что-то не там ты меня дожидаешься, Тифа.
Попытка обогнуть женщину и прорваться ко входу ни к чему не привела — она повисла на мне, как репей, сбивчиво что-то объясняя.
— Я не тебя… Я этих… Я к нему со всей душой, а он… Ну ты же понимаешь, тоже ведь баба! Нет, ну представляешь! Я ему деньги, а он через костёр — и был таков… Да я же всю ночь его… а он… я поспрашивала, проследила. Вижу — сюда зашёл. Да не успела — калитка заперта. Но он там, точно говорю! Не выходил! Я же следила! С полуночи тут, а он…
Я почти что и не слушала. Ну надурил рыжий Тифу. Я вот даже и не осудила бы. Тифа сама кого хошь… и надурит тоже. Мало ли, какие у неё дела к Когтистой лапке? Оправдывать вора я не собиралась, помогать жрице любви — тем более. Но и мешать не стала. Ногтем нацарапала перечёркнутый круг на захватанной отшлифованной дощечке калитки, скороговоркой протараторила заговор — щеколда щёлкнула и отвалилась. Хотя гвозди её удерживали настолько ржавые, что хватило бы и просто с силой потянуть.
Я вошла. Тифа следом. У двери в дом и колдовать не пришлось — её лишь притворили, а не заперли.
Шлюшка ахнула и, предварительно проверив, чтобы скамейка оказалась точно под задом, осела.
— Обманул!
Да уж, сюда воры точно больше не вернутся. Ни одеяльца не оставили, ни старой шапки. Только посуда не по местам расставлена: что разбито впопыхах, что просто на полу валяется, а что и заботливо убрали в полки. Но, главное, дверь в комнатушку распахнута, как и дверца из неё, которую я приняла бы за кладовую. Нет, не кладовая. Второй выход, замаскированный выцветшим ковром. Теперь ясно, почему воришки сняли именно этот дом — более удобного места для быстрых сборов и побега не придумать.
Собранная сумка вдруг начала невыносимо оттягивать плечо. И на кой я столько в неё напихала? На кой вообще собиралась, чего ждала? Что троица преступников присядет на дорожку в надежде, что ведунка передумает и явится в последний момент? Да ведунка сама не знала, что придёт! Ведунка до сих пор считает, что, застань здесь парней, плюнула бы в бесстыдные физиономии и лишь ещё раз заявила, что не собирается ехать с ними невесть куда!
ebooksa