– Он говорит, что больше не верит в спиритов – с тех пор, как они провозгласили его королём Франции; он сказал мне также, что его истинное призвание – поэзия; что все инициалы влюблённых, выцарапанные на стволах деревьев, скамейках в парке и стенах общественных туалетов – его рук дело. А раньше он был королём Пруссии и ещё – Наполеоном.
– М-да, – процедил тогда Витрак, – душой компании вашего друга не назовёшь!
– Может, он и зануда, но просто несравненный любовник! Мы занимаемся любовью прямо сейчас!
– Молча или он что-то говорит?
– Ах, вы его спугнули! Он ушёл, наигрывая на фортепьяно!
– Что же он играет?
– Что-то из Франка[152].
Бретон взял Розину за руку – меня же всё происходящее донельзя развеселило.
– Что вы думаете об этом мужчине? – спросил её тогда Витрак.
– Это человек о семи головах.
– А что за голова посередине?
– Самая умная.
– И что он делает своими семью головами?
– Он играет в боулинг – и кеглями у него те семеро, что недосчитались голов.
– И хорошо играет?
– Да нет же, всё время нарочно мажет, шары летят в жёлоб – он ведь сомнамбула: гуляет по крышам, а ноги его светятся во тьме; в руке у него – книга, тоже люминесцентная; чёрными буквами там написано: «Разум есть разум, газонокосилка – не больше, чем газонокосилка, а стихи – всего лишь стихи». Медленными шагами он ночь за ночью обходит весь Париж. Он заглядывает в каждую каминную трубу – они как перископы наоборот, – но повсюду видит одно и то же: два существа, лежащие лицом к лицу (и спиной к спине, поскольку ему видно и что у них на уме). Он возвращается к себе под утро, и на страницах книги у него в руке осталась лишь одна фраза: «Бог никогда не существовал, но нет и смерти».
В этот момент Розина разрыдалась, словно пронзённая внезапной болью, но потом начала понемногу просыпаться, ещё испуская, впрочем, душераздирающие крики; она выглядела измученной, я посоветовал ей не уходить тотчас же, а пойти передохнуть в соседней комнате, там спокойнее; она послушалась. Тем временем в транс впал ещё один из присутствовавших, некто Рене-Рене[153]; он громогласно возопил:
– Моя кухарка переоделась кухонной плитой, хотя с ней каши не сваришь; кухарка – не плита, хотя размерами напоминает надгробие, а вот готовить у меня на кухне не на чем.
– Вы уверены? – спросил его я.
– Вне всякого сомнения, плит вообще ни у кого не осталось: Пирамиды слишком высоки, а горелки у них на самом верху. Кухарки же катаются по равнине на верблюдах, брюхо у них закатано в асфальт, а языки они прячут в портсигарах; из всех них ест только моя кухарка, постепенно пожирающая верблюдов остальных кухарок. Дня через два им всем придётся идти пешком, оттирая гудрон с живота рыбьей мочой; в пустыне и так остались только рыбы – песок в море, а рыбы в пустыне; Пирамиды, поскользнувшись на рыбьей чешуе, покатятся к песку, так что к верху каждой из них надо будет привязать воздушный шарик, чтобы не утонули. .
ebooksa