Анна Ивановна с готовностью кивает.
Они сидят в тени с мороженым в руках и говорят о том, о сём. Таисия Андреевна осторожно переводит разговор на сегодняшние события:
– Почему здесь отпевают?
– Анна посоветовала. Сказала, в нашем-то храме полгорода соберётся… после всех-то разговоров…
– А правда! Молодец Анька. А теперь скажите, что за дядька, почему вы раздражаетесь так?
Наталья Алексеевна вздыхает и пытается объяснить. Соседка сочувственно кивает, но видно, что сомнений её не разделяет. Однако обещает «прощупать этого перца».
К отпеванию успели, потому что через час за ними автобус вернулся. Шофёр сказал, что пора ехать, провожающих и так до неприличия мало. Он уже двери закрывал, когда подбежал пожилой человек:
– Вы ведь Трашкины? Ух, успел!
Представились, объяснили ситуацию. Дальше ехали молча. Наталья Алексеевна исподтишка свата разглядывала: вот никакой! Отвернёшься – и не вспомнишь. Такому бы шпионом служить. А вещи на нём недешёвые. Это даже она, с рынка да распродаж одевающаяся, поняла. Значит, не бедствует покойницына дальняя родня. Галина была ему дорога, коли за тысячи километров в последний путь проводить явился. Что ж не помог образование получить, на хорошую работу устроиться? Впрочем, мало ли какие заварушки в чужой избушке!
Отпевали троих. У двух гробов толпы, у третьего стояли Анна Ивановна и Лёня. Анна Ивановна в церкви как рыба в воде. Суёт им в руки по свечке и по бумажке, отводит дядю в угол, что-то выспрашивает, пишет на листочке. Наверное, поминание. Да, Лёня ведь не знает ничего о семье жены, даже имён родителей, кроме отца, естественно, потому что отчество…
Наталья Алексеевна в церкви бывала только по таким вот поводам: похороны коллег и соседей, пару раз на венчании. К вере равнодушна, даже не уверена, что крещёная. Родители-то точно не крестили, разве что бабушка, да и то вряд ли, Скворцовы из первых комсомольцев были, а дед потом в партию вступил. Поэтому, совершая крестное знамение, чувствовала себя самозванкой. А сегодня и вовсе… она покосилась на окружающих: вокруг двух покойников витало горе. Оплакивали и молодого мужчину, и старуху. А Галя… да ведь дядя вовсе не горюет! Он стоит, склонив голову, а сам нет-нет, да и зыркнет на соседей, больше на Лёню, конечно. А что соседи? Лёня обижен и растерян, старухи здесь, чтобы Наталью Алексеевну поддержать. А она? Она с самого начала испытывала к Гале неприязнь, потому что та приехала лишить её Сашеньки, да ещё таила зло против Лёни. И Наталья Алексеевна истово крестится, мысленно прося прощения у покойной и невольно в то же время упрекая её: ты к нам не с добром, вот и тебя никто не любит.
Когда после отпевания погрузились в душный автобус, Наталья Алексеевна, усевшись на боковое сиденье напротив гроба, почувствовала, что сил почти не осталось. Взглянула на свои отёкшие стопы и вздохнула: а ведь ещё по кладбищу идти. Лёня, севший рядом, несмело притянул её к своему плечу: «Подремли, бабушка». И она провалилась в сон минут на десять. Очнулась, когда машина вырвалась за город и прибавила скорость. Почувствовав себя неожиданно бодрой, она одёрнула на внуке промокшую от пота рубашку и смущённо сказала: «Ишь, как я к тебе прилипла».
Вот и мостовая развязка. Автобус поворачивает направо, и Таисия Андреевна громко удивляется:
– На третье? Почему?
– А куда же ещё, – пожала плечами Анна Ивановна. – У Трашкиных нет в Утятине могил.
– Ань, – возмущается соседка. – Есть же заброшенки между первым и вторым!
– Не по-христиански это!
Лёня поворачивается к бабушке, и она отвечает на его невысказанный вопрос:
– Старые кладбища закрыты. Там можно только подхоронить к своим. Некоторые борзые заявляют заброшенные могилы как своих родственников и подхоранивают туда. Я согласна с Аней, это нехорошо.
– Бр-р, – поёжился Лёня.
ebooksa