Когда доложили Клаю, что его единственная дочь, с которой не сводили глаз, одна-одинешенька умчалась в ночь, тот взревел как раненый пырх. Не иначе – колдовство. Приворожил ее степной колдун, понеслась она навстречу неизвестности, позору и смерти!
Поднимать всю дружину он не стал. Только Фалька. Помчались вслед. Если правда степняк приворожил – кратчайшая дорога к степи через город ведет, мимо рощи Веруна. Если не туда скачет, то… один Моуи знает, где ее искать.
Мне снился странный сон. Размытый, неотчетливый. Будто из Дубков провалился я в волшебный мир, там сдружился с местным божком, заимел свой замок, стал боярином…
Чушь какая-то.
Сон досмотреть не дали. Кто-то принялся тереть мое лицо мокрой теплой салфеткой. Потом салфетка долго и жалобно взвыла.
Я открыл глаза.
Темно. Ночь, в небе редкие звезды. А луна куда делась?
Откуда-то сбоку раздался ворчливый голос, выводивший весьма неблагозвучные слова: хрым-дрым-брым. Удивительно, я понял их все.
– Вставай, лежебока. И убери своего чертового кобеля. Он нагадил под куст. И задними лапами как дал! Весь дерн сорвал.
Ну – ясно. Местный бог над людьми властен, над животными – нет. Потому не велит вести в рощу.
Я сел на землю, но усидеть не получилось. Мощнейший толчок лапами опрокинул меня навзничь, жалобный скулеж сменился на радостный лай.
– Бобик, свали!
Твою мать… Бобик – это каросский волкодав, щенок около трех месяцев, уже сейчас ростом куда больше взрослой немецкой овчарки. Занудный божок зовется Верун. А я – Гош, глей Кираха по последней должности и самогонщик по профессии и призванию.
Значит, это был не сон.
Если правильно помню, у меня где-то имелось ручное привидение.
– Биб?
– Ха… хаз… хозяин…
Как он слаб! Что удивляться, я почти умер. Дух вместе со мной.
Спасаясь от неумеренных собачьих ласк, перевернулся и стал на колени. Оперся о холку Боба, вцепившись в шерсть. Собакин вдруг понял, что требуется, и замер неподвижно. Наверно – чуть ли не в первый раз на моей памяти.
– Пошли, пес. Нельзя гадить в священной роще. Даже кровью.