– Верьи и помогать могут, если с Веруном дружить. Нести ему угощение, убирать валежник и сухие листья в роще. Он добро помнит и добром отвечает. Хоть и вредный порой бывает, не отнять. А за детьми – приглядывайте. Если не можете объяснить, что в верунову рощу вход закрыт, что вы за родители? Таким нельзя иметь детей. Ладно. Ужином угостишь? А то нам с Настей утром в дорогу, в Кирах.
– Пятьдесят динов! – взвыл Клай.
Мои воины и дворня брента на нас озирались. За что торг идет?
– Роща. И ни дука меньше. Это последнее слово. Или больше ее не увидишь.
Ни о чем не договорились. Впрочем, ужина это не отменило.
Клай сидел от меня по правую руку, Мюи – по левую. Настю тоже пригласили, но на дальний конец стола, между воинами. Они отпускали шуточки и, скорее всего, щипали под столом за джинсовые ляжки. Коль не во главе стола – не леди, терпи.
Брент, увидев страдания Насти, крутился на кресле, будто ему в штаны попал горячий уголь. Я делал вид, что ничего не замечаю, и вовсю шептался с невестой. Та вместо любезностей расспрашивала о Насте. Слова милые, а между ними проскакивает ядовитое: прирежу обоих. Пришлось изобразить капитуляцию.
– Дорогая! Ты права. Я провинился перед тобой.
– Ты входил в опочивальню к этой самке пырха?!
– Хуже. Туда собрался твой отец.
Она немного успокоилась. Хрымкой больше у папы, хрымкой меньше… В порядке вещей.
Пришлось рассказать правду – в том объеме и в той интерпретации, что услышал Клай.
– Дочь тысяцкого? – Мюи выделила главное. – Так он захочет жениться на ней!
– Захочет. Но не сможет. Я ему поставил условие: роща Веруна. Он отказался. Завтра увожу Настю в Кирах.
Что интересно. Она – не наложница, не рабыня, не собственность, не домашнее животное, как Буренка или Бобик. Но никому даже в голову не пришло оспаривать мои права. Коль я привез женщину, то могу ее и увезти. Куда заблагорассудится. Вот убить или изнасиловать – нет. Мюррей меня осудит, невзирая на братство по алкогольному бизнесу.
Мюи замолчала надолго. Что-то обдумывала. После ужина утащила отца в сторону. Там они яростно шептались. Поссорились. Потом вроде пришли к консенсусу.
«Узнать, что они говорят?»
Я давно понял, что Биб подслушивает мои мысли. Самые громкие – точно. И способен видеть, слышать и так далее моими органами чувств. Порой неприятно, потому что он не только мой слуга, но и доверенное лицо вредного дедка.
«Сейчас узнаем. У меня есть догадка».
Когда Мюи отлепилась от Клая, ее смуглое личико сияло торжеством. И хитростью.