Эльнара. Дочь лекаря

– Все хоршики страдают неумеренной гордыней, – невозмутимо ответил дед. – Ну что ж, как бы то ни было, а наполовину ты, дитя моё, все же персиянка, и не просто персиянка, а продолжательница рода Каиров, о славных деяниях которого я тебе ещё расскажу. Ты должна гордиться своими корнями!

– О, создатель, я столько лет страдал из-за разлуки с моей родной прекрасной Персией, откуда я был выслан в качестве посла в далёкое Хоршикское ханство по воле сына покойного падишаха, которому я много лет служил верой и правдой. Однако, заменивший моего господина на престоле, его сын Хусейн не простил мне побега Фариды, обещанной мной ему в жёны, и я оказался здесь, где всё было чуждо моему бедному одинокому сердцу. Но теперь я понял, ради чего так страдал, и ни о чём не жалею! Ты, свет очей моих, скрасишь мою жизнь на старости лет! В следующем году заканчивается определённый мне моим повелителем десятилетний срок службы, а это значит, что я смогу вернуться в Персию, но уже вместе с тобой, моей единственной наследницей. Ты увидишь страну, прекрасней которой нет на свете! Мы будем очень счастливы!

Бывший визирь, а ныне посол Персии, неожиданно обретя внучку, окружил её такой заботой и лаской, что его ближайшее окружение, знавшее своего господина, как жёсткого и даже жестокого человека, только диву давалось, глядя, с каким удовольствием и даже рвением он исполняет малейшие пожелания постепенно выздоравливающей юной красавицы. Эльнара просто купалась в его горячей любви и бесконечном обожании.

Сатар поселил внучку в лучшие покои своего небольшого, но очень красивого дворца, по восточной традиции обставленного роскошной мебелью из благородного красного дерева, обитой дорогим бархатом и сверкающей парчой, устланного множеством изумительных богатых ковров, занавешенного красивыми тканями, украшенного фресками, лепкой, позолотой и разнообразными зеркалами, оправленными золотом и драгоценными каменьями.

Соблюдая традиции родной Персии, хозяин дворца строго следил за тем, чтобы комнаты постоянно опрыскивались дорогими благовониями, и чтобы в них всегда стояли свежие цветы, причём, дабы запахи не смешивались, одни покои украшали только благородные хризантемы, другие – роскошные розы, в-третьих устанавливали вазы с романтическими фиалками, в-четвёртых кружил голову стойкий запах сирени. Огромное множество редких и красивых цветов росло летом в саду, находившемся позади двухэтажного дворца, первый этаж в котором был облицован чёрным гранитом, а второй – красным.

В этом доме было приятно жить. Сия приятность усиливалась бережной заботой и трогательным вниманием человека, обогревшего усталую одинокую душу Эли, не столь давно перенёсшую первое серьёзное жизненное потрясение, вызванное предательством любимого человека.

Мало-помалу девушка оживала. Она вновь становилась похожей на себя – озорную, в меру капризную, ласковую, весёлую, быструю Эльнару. Её лёгкие шаги и звонкий смех раздавались по всему дому, искренне радуя всех, кто в нём жил.

Незаметно наступила зима, покрыв землю пушистым белоснежным ковром. Ослепительно-белый снег щедро обсыпал ветви деревьев, крыши домов, купола мечетей. На центральной площади Перистана местные власти построили сказочный ледовый городок, где с утра до вечера шумела ребятня, с восторгом спускаясь с высоких горок, с азартом перебегая из одного чудо-дворца, выглядевшего совсем как настоящий, в другой, не менее красивый и увлекательный, играя в снежки и вылепливая из снега свои, подсказанные богатой детской фантазией, всевозможные предметы и фигуры. В выходной день народ веселили ряженые в шутовские наряды актёры, а на столичных рынках шла бойкая торговля различными меховыми изделиями.

Любящий дед приобрёл для Эли изящную шубку из нежного белого песца и высокую красивую шапку, отороченную этим же мехом. В этом наряде Эльнара была чудо как хороша! Неудивительно, что, когда вместе с двумя прислужницами она выходила на прогулку, нередко прохожие оглядывались ей вслед, восхищаясь её утончённой красотой и изумительной грацией, достойных представительницы какого-нибудь царского рода. Сатар с гордостью называл её: «Моя принцесса».

Однако, как известно, всё хорошее имеет скверную привычку быстро заканчиваться. Эльнара вдруг стала замечать, что ласковая забота деда постепенно перерастает в нечто другое, выходящее за рамки обычных родственных отношений. При встречах он начал целовать её не в лоб, а в губы, несмотря на явное смущение и протесты внучки. Порой беседуя с ней на самые разные темы, он мог внезапно прервать разговор и порывисто прижать её к себе так сильно, что у девушки перехватывало дыхание. Дошло до того, что, купаясь в купальне, стены которой были задрапированы тканями, она не могла отделаться от неприятного ощущения, что за ней кто-то исподтишка наблюдает, подмечая каждое её движение и разглядывая её нагое тело. Всё это очень беспокоило Эли, но, как и что сказать деду, она просто не знала.

Терпению Эльнары пришёл предел, когда однажды, проснувшись среди ночи, она обнаружила деда сидящим на краешке её постели. Причём он не просто сидел, а воспользовавшись тем, что Эли спала, откинул в сторону одеяло из верблюжьей шерсти, задрав её ночное платье чуть ли не до самой шеи, и при свете луны любовался её практически полностью обнажённым телом. Он был так этим увлечён, что не заметил её пробуждения.

Разъярённая донельзя Эльнара схватила первый попавшийся ей под руку предмет, коим оказался высокий серебряный подсвечник, стоявший на находившемся у изголовья её ложа маленьком столике, и не раздумывая, запустила им в бесстыжую голову. Увы, она промахнулась, поскольку именно в это мгновение деду вздумалось зачем-то наклониться. Подсвечник угодил в стену. Посол и один из почтенных людей благословенной Персии на миг растерялся. Он тупо смотрел на валявшийся на полу тяжелый подсвечник, пытаясь сообразить, что сие значит, потом посмотрел на Эли и резко пригнул голову, потому что на сей раз в неё летела бронзовая подставка для книг. Прикрывшись подушкой, мужчина отчаянно завопил:

– Эли, милая, ты, наверное, не узнала меня? Это я, твой дедушка! Ничего не бойся и прекрати бросаться чем попало, так ведь можно голову ненароком разбить!

– Я узнала тебя, бесстыдный развратник! И я действительно хочу разбить твою, потерявшую разум голову, потому что ты это заслужил своим отвратным поведением и грязными помыслами.

– Душа моя, о чём ты говоришь? Разве может быть грязной любовь, которую я питаю к своей единственной и ненаглядной внучке? Вот даже среди ночи пришёл полюбоваться тобой, а ты спросонья повела себя так, будто в твою опочивальню ворвался разбойник. Успокойся, моя принцесса, всё хорошо!

– Уж лучше бы на твоём месте оказался разбойник, – с горечью ответила Эльнара. – Я, конечно, замечала, что в последнее время ты вёл себя довольно странно, но всё-таки надеялась, что я ошибаюсь относительно тебя. Мне было так больно расставаться с мечтой о семье и домашнем уюте… А ты обманул мои надежды, прокравшись сюда посреди ночи и обнажив моё невинное тело с явно греховными желаниями и нечистыми помыслами! Мне стыдно за тебя! Но что произошло, то произошло, ничего уже не изменишь. На рассвете я покину твой дом, и мы забудем о существовании друг друга, как если бы никогда и не встречались в этой жизни.

– О каком невинном теле ты говоришь? – внезапно расхохотался оправившийся от испуга Сатар. – Вот никогда бы не подумал, что моя прекрасная внучка умеет так искусно лгать! Можешь ли ты себе представить, что на усеянном звёздами небосклоне вдруг появилось солнце? Ты скажешь: «Так не бывает», верно? Вот такими же несовместимыми понятиями являются «невинность» и ты!

– Как ты смеешь так говорить?! – возмутилась Эли.

– Возмущаться должен я, твой дед! – невозмутимо ответствовал мужчина. – Моя родная внучка, не будучи замужем, уже была в близких отношениях с мужчиной и, может быть, даже не с одним, правда, при этом сохранила девственность. Где такое видано? Позор на мою седую голову! Однако, узнав об этом, как благородный человек я ни словом не попрекнул тебя. Наверное, зря. Теперь же ты мне рассказываешь сказки про свою невинность, и ещё смеешь возмущаться по поводу моего действительно невинного занятия. Да, мне, как мужчине, приятно видеть красивое юное девичье тело. Что ж тут плохого или грешного?

– Ты же мой дед, – прошептала потрясённая Эли.