Коварная ложь

22
18
20
22
24
26
28
30

У некоторых красовалась надпись «Комиссия по ценным бумагам и биржам», и, живя в городе грешников, я знала и эти буквы. Только никогда не ожидала увидеть их в своем доме. Доме, которым владел отец. Безупречно чистый, во всем хороший парень Гидеон Уинтроп.

Должно быть, это была ошибка.

Люди входили в папин кабинет и выходили оттуда, держа документы и файлы, несколько картин и его ноут. Даже деревянные часы, которые я сделала для него: с кривыми краями и неумелой гравировкой – о ни забрали и их.

Мой взгляд искал и не нашел папу… или Вирджинию. Я позже узнала, что следователи не нашли ничего конкретного, папа не был арестован, но было найдено очень много незначительных косвенных улик, чтобы начать очень официальное, очень публичное расследование. Когда вскоре после этого папина компания распалась, это с успехом можно было бы считать признанием вины.

Но в тот момент меня не волновало будущее. Паника заставила меня бежать.

Никто не остановил меня, когда я выскочила через черный ход и побежала к коттеджу Прескоттов.

Дом выглядел заброшенным, потом я вспомнила, что Бетти уехала с Хэнком на ежегодную встречу с врачом, Нэш уже не жил тут, а Рид уехал с Бэзил на весь день на экскурсию по университету Дьюка. Отсюда мне не слышно было агентов в доме. Закрыв глаза, я могла убедить себя, что их не существует.

Ключ в моем кармане искушал меня. Я могла открыть дверь, но я не хотела впутывать Прескоттов в дела, которые не имели к ним никакого отношения. И мысль о том, чтобы посмотреть им в глаза, ужасала меня. Только не тогда, когда никто из нас уже не будет прежним.

Итак, я сложила руки на груди перед коттеджем, отказываясь пересекать невидимую черту за этим нелепым, наполовину черным, наполовину синим почтовым ящиком. Даже когда кто-то подошел и встал рядом со мной, глядя на крошечный домик.

Не помню, как долго молчание висело в воздухе, прежде чем он спросил:

– У вас есть ключ?

– Нет, – солгала я, отказываясь смотреть на него, потому что, посмотрев, сделала бы все еще более реальным, чем оно уже было.

Это была не я. Я была не из тех, кто стоит сложа руки, пока мой мир рушится вокруг меня. Я была из тех, кто сопротивляется, вгрызаясь в ту плоть, за которую могла ухватиться, ныряя головой вперед в любую пропасть, которая могла меня поглотить.

Но я знала – что бы я ни сделала сегодня, это будет преследовать меня до конца дней. Что-то в этот момент казалось решающим. Чихни я невпопад, и возникнет эффект бабочки. Я должна была действовать умно. Ради себя. Ради Прескоттов.

Мне хотелось войти туда, обнять Бетти и Хэнка, сесть рядом с Ридом на свободное место в столовой, которое Хэнк отвел специально для меня, и в последний раз попросить добавку курицы с клецками. Вот только это был не день праздника, и я поняла, что упустила свой шанс, как только услышала приближение этого человека. Кроме того, это был тот редкий день, когда коттедж стоял пустой.

Это само по себе было дурным знамением.

Незнакомец засунул руки в карманы.

– Препятствовать федеральному расследованию незаконно. – У него был молодой голос, но я отказывалась смотреть ему в лицо.

– Быть мудаком, вот что должно быть незаконно, – это соскочило с языка раньше, чем я успела прикусить язык.

Он засмеялся тем смехом, который рождается в животе и сотрясает все тело, оставляя за собой тепло.