Коварная ложь

– Я голодная, – запротестовала я, но прошла за ним до лифта.

Он нажал кнопку гаража.

– Возьмем заказ в «Макдоналдсе» по дороге. Я вышла из лифта первой.

– Ненавижу «Макдоналдс».

– Вирджиния ненавидит «Макдоналдс». Ты обожаешь. – Нэш открыл свою машину, распахнул дверь для меня и дождался, пока я устроюсь на сиденье. – Ты одержима тем, чтобы счищать панировку с их макнаггетсов и совать их в макдабл с картошкой, что, кстати, чертовски отвратительно.

– Мой макшедевр. Ням. – Чих заглушил мой стон. В ладонь ткнулась салфетка. Болеть отвратительно. – Не суди, пока не попробуешь.

Я съела свой макшедевр по пути в кабинет врача. Последний кусочек отдавал сожалением. Меня едва не стошнило, но в машине Нэша все еще пахло петрикором и грязью. Плюс у нее больше не было крыши. Может быть, я причинила этой машине достаточно повреждений.

– Это бессмысленно. Это просто простуда. Пройдет само. Одна неделя максимум, может, меньше. – Без обогревателя в своей студии в Алабаме я часто простужалась, я в этом профи.

– Мы все равно едем в больницу.

– Это нелепо.

Я скрыла улыбку, потому что читала черты его лица. Он беспокоился. Это было мило. Даже согревающе. Все равно что наблюдать, как Бен и Нэш сливаются в одно существо. Привязанность Бена и дерзость Нэша.

– Можешь доесть? – Я протянула маленькую картонную коробку. Она была полна очищенных макнаггетсов, белых без панировки.

Он нахмурился, но съел их все, поскольку никто из нас не хотел выбрасывать еду. Вопрос вертелся на языке всю поездку.

Думаешь, это похоть?

Он велел спросить об этом, когда протрезвею, но всякий раз, как вопрос был готов сорваться с кончика языка, я зарывалась ногтями в кожу.

Бедная машина. Я так ее третировала.

В больнице Нэш припарковался на месте для сотрудников и провел меня через частный вход. Мы пробирались по пустым коридорам, пропитанным затхлым запахом химикатов и смерти.

Приемная гудела. Двое подростков баюкали обожженные во время салютов Четвертого июля руки. Пожилая женщина раскачивалась в кресле, потирая ладони. Пациенты заполняли все кресла в приемной, и еще больше стояло в стороне в различной степени потрепанности и изломанности.

– Мы проведем тут весь день, – застонала я и нахмурилась, когда увидела, как Нэш идет к двери.

Он выгнул бровь, будто спрашивая: «Ну? Ты идешь или как?»