— Радость моя, счастье мое, светлая головушка моя, чтобы здоровеньким рос на долгие годы…
Когда Илюсик вырвался из объятий матери, Зельда подошла к Аврааму и с материнской гордостью сказала:
— Ну, ты слышал, как рассуждает твой младшенький…
Счастливая, радостная улыбка озарила всегда омраченное нуждой, озабоченное лицо Авраама, и он ответил:
— А что ты думаешь, сынок прав, и даже очень прав… Он как взрослый рассуждает. Совсем неплохо было бы, если бы дети наши работали в имении. Они научились бы обрабатывать землю… И может, бог даст, скоро все перекрутится, перемелется, и нам улыбнется счастье, заимеем кусочек землицы… И тогда станем на ноги, тогда добьемся того, о чем мечтали наши деды и прадеды, — найдем, как в песне поется, «в сохе — счастье»… Я давно присматриваюсь к жизни крестьян и вижу, что у них тоже немало нужды и горя. Но все же у кого клочок земли имеется, живет кое-как, собирает картошечку, немного пшенички, ржи… У кого коровка есть, имеет молочко, маслице… Илюсик — ребенок, и то это понимает, а ты хочешь детей только ремеслу учить… Подумаешь, какое счастье у сапожников или портных: когда подвернется какая-то работа, то кое-как перебиваются, а когда работы нет, то бегают с высунутыми языками и, как говорят, три раза в день умирают с голоду.
С минуту Зельда молчала, словно вдумываясь в его слова, потом, махнув рукой, сказала:
— Ой, Авраам, Авраам, не утешай себя несбыточной мечтой… Собственного клочка земли тебе не видать, как не видать своих ушей. Мой отец покойный, царство ему небесное, тоже мечтал об этом. Он даже собрал немного денег, дал задаток пану и думал уже, что вот-вот заведет хозяйство, купит лошадь, корову, но появился пристав и сказал, как в книге Шолом-Алейхема описывается про Тевье-молочника: «Изойди», это значит — вон из деревни, тут не место для тебя. Вам запрещено заниматься земледелием.
— Может быть, все же избавимся от этого зла и заживем как все люди, — вздохнув, сказал Авраам. — Вот я слышал, что существуют где-то на юге Украины земледельческие колонии и евреи — потомственные хлеборобы — работают на земле не хуже других…
— Дай бог, твоими устами да мед пить.
Везде и всюду уже знали, что в Петрограде скинули царя, но в имении, где работал Авраам, все шло по издавна заведенным порядкам.
В первые дни, как только до пана дошла эта ошеломительная весть, он в панике удрал куда-то, но тут же вернулся и по-прежнему властвовал в своем имении.
Сбежавшие с фронтов солдаты будоражили холопов, собирали митинги, призывали крестьян забрать землю и конфисковать имение помещика. В тревоге пан как в лихорадке метался, исчезал, снова появлялся, снова исчезал.
Однажды, поздно вечером, возвращаясь из дому в имение, Авраам еще издали увидел высоко вздымающиеся огненные языки, разлившие по горизонту багрово-красное зарево. Чем ближе он подходил к имению, тем отчетливее видел разбушевавшийся страшный пожар.
«Что случилось? — подумал он. — Что горит? Неужели никто не тушит пожар?»
Когда Авраам подошел к усадьбе, он увидел несколько человек с пылающими факелами в руках.
— Пойдем, Авраамка, пойдем, браток, лупить проклятого пана! — кричали они, хватая его за рукав.
Взбудораженный Авраам смотрел на них обезумевшими глазами и никак не мог понять, чего от него хотят.
— Ну что ты стоишь как истукан? — потянул его один из них, с белобрысой бородкой и закисшими трахомными глазами.
— Но что стряслось? — допытывался Авраам.
— Как — что? Ведь революция! — воскликнул мужичок с белобрысой бородкой.
ebooksa