— Вот здорово! Я на минутку…
— Нина! — Татьяна Власьевна подошла к дочери. — Останься. Утром я уезжаю. Не на один день уезжаю…
— Ой, мамочка! — взмолилась Нина. — Меня ждут. Такая компания! Я скоро…
Нина наспех поцеловала мать и нырнула в дверь. Татьяна Власьевна грустно покачала головой.
В обеденный перерыв пришел Петр Фомич. Татьяна Власьевна собрала ему на стол, а сама села у окна.
— Почему не обедаешь? — Петр Фомич с удивлением смотрел на жену.
— Я потом…
— Да садись. — Петр Фомич взял новый ломоть хлеба. — Вкусно…
— Сама готовила. Вале отказала.
— По каким соображениям? Напрасно.
— Нет, не напрасно. Мы совсем избаловали Нину. Целый день палец о палец не ударит. В институт не готовится, барыней стала.
— Так уж барыня. Наработается еще. Какие годы… Одна дочь.
— Ох, Петр, не нравишься ты мне за такие разговоры. Ты всегда всем доволен. Вон и Ниной… Делаешь все без души. А я не могу так, Петр. Понимаешь, не могу! Я мучаюсь. Это же…
— Таня, что за напасть в последний день?
— Не отделывайся шутками, нам очень о многом надо поговорить.
— Хорошо, Таня, поговорим. Только не теперь. Спешу я…
Глава пятнадцатая
Отшумев талыми водами, весна щедро рассыпала по зеленым склонам искры цветов. Расцвели ландыши, кукушкины слезки, анютины глазки, огоньки… А на заросли черемухи будто насыпался крупный снег — так пышно цвела она в эту весну.
Но вот уже остеблилась трава, черную пашню закрыла зелень посевов, а на смену весенним цветам распустились летние — маральник, марьины коренья и красавица сибирская лилия, называемая в здешних местах саранкой. Эх, да мало ли в горах цветов! Одни других краше, сами в руки просятся. И не хотел бы, а сорвешь…
Клава, размахивая зажатой в руке косынкой, бежит по каменистой тропинке, которая, извиваясь, поднимается все выше и выше.