— Пойдем!
Их появление не вызвало радости у Федора. Даже не ответив на приветствие Клавы, он бросил исподлобья недобрый, испытующий взгляд на жену. А та, делая вид, что ничего не замечает, спокойно сняла пальто, предложила Клаве:
— Снимай свою фуфайку. У нас жарко.
— Правда, жарко. Можно снять, — согласилась Клава и в душе удивилась своей храбрости. Ей даже приятно делать так, как не нравится Федору. Ишь, надулся.
Клава садится, поглядывает на Федора с независимым, даже вызывающим видом, улыбается. Зина, понимая ее настроение, спрашивает:
— Как дела на ферме?
— О, хорошо.
И Клава начинает длинно, с излишними подробностями рассказывать:
— Только сейчас на правлении решили новый коровник строить. Телятник тоже в этом году закончат. А знаете, кто взялся руководить строительством? Дед Обручев. Удивительно! Столько лет не работал в колхозе, а тут, пожалуйста, сам изъявил согласие. Говорит, вижу, в колхозе дела направляются, вот и решил помочь. Старый, а сознательный.
Федор, засунув руки в карманы брюк, по-индюшиному топтался в тесной кухоньке. А когда Клава сделала паузу, он сердито спросил жену:
— Где же ты была до такой поры? И что это за порядок — каждый вечер пропадать. Черт знает…
— По делу, Федя, ходила. Теперь все… Уволилась я из детсада.
— Как? Да с кем ты советовалась? Самовольно?
— А вот так, не посоветовалась и уволилась. На свиноферму иду порядки наводить. Сам же говорил, что там плохо.
— Зина! Да ты у меня замечательная! Честное слово! Молодец!
— Зина-то молодец… — многозначительно сказала Клава, от души довольная, что все так оборачивается.
— А что? Конечно, молодец! Скажешь, нет? А ты думаешь, я отстану? Вместе будем работать.
У Зины дрогнули губы, а в глазах заблестели слезы.
Глава четырнадцатая
Кольку Белендина удивило запустение в хозяйстве. Весна, поля почти освободились от снега, а на крыше его целые горы. Днем снег тает, вода течет в сени и там вечерами превращается в лед. Разве порядок, если в сенях на каждом шагу можно раскроить лоб? Да и крыша гниет от сырости.