Последняя акция

22
18
20
22
24
26
28
30

Юра открыл дверь комитета комсомола, и улыбка на его лице сменилась маской скорби — на столе у секретаря по идеологии Ивана Стацюры стоял портрет Леонида Ильича Брежнева в черной рамке. Вчера был последний день траура.

Слава Каверин не любил тратить время на длинные разговоры и, покрутив свои черные, а-ля Денис Давыдов, усики, приступил к делу:

— Мы решили поручить тебе трудное, ответственное дело, товарищ Соболев. — Два последних слова он произнес с ироничной ухмылкой — не те времена, чтобы произносить их всерьез, а не произносить вовсе директив сверху не поступало. — Предоставить тебе, так сказать, новый фронт комсомольской работы. — Каверин ждал от Юры ответной реакции, но Юра не кричал «ура!» и не ответствовал на старый комсомольский манер: «Справлюсь с любой работой!» — Как ты, товарищ Соболев, относишься к подрастающему поколению?

— Я сам еще подрастающее поколение, — улыбнулся Юра, ему на днях исполнилось девятнадцать.

— Тебе и карты в руки! — воскликнул Каверин, сменив передовую комсомольскую терминологию на отсталую гусарскую. — Не слабо тебе возглавить тысячную организацию нашего подшефного училища?

Юра в первый момент опешил от такого предложения. Он знал, что грядут перемены в его судьбе, но на такой поворот событий не рассчитывал.

— Не скрою, — продолжал Каверин, — дела в училище запущены. Секретарь Тамара Клыкова перед уходом преподнесла всем сюрприз — в самое горячее время постановки на комсомольский учет уехала по путевке в Болгарию! И теперь мы имеем там двести с лишним человек, не поставленных на учет! К тому же с сентября месяца в училище ни одного учащегося не приняли в ряды ВЛКСМ, что на сегодняшний день составляет уже пятьдесят человек отставания от «перспективы»! — Он окончательно заморочил Юре голову, потому что, как тот ни пытался вникнуть в дела подшефного училища, все равно ни черта не смыслил в «перспективе» и в учете.

— А почему остановились на моей кандидатуре? — робко поинтересовался Соболев.

— Ты у нас молодой коммунист, учишься в институте, тебя представили к званию «Лучший прожекторист завода» — и флаг тебе в руки! — опять перешел на передовую комсомольскую терминологию Каверин.

— И в армию «загремлю под фанфары»! — в тон ему воскликнул Юра.

— На этот счет не беспокойся, — заверил Слава, — ты будешь числиться на заводе в должности инструктора производственного обучения. — И после паузы добавил: — Короче, сутки тебе на размышление! — Ему надоело уговаривать Соболева, а на прощание он напомнил ему: — Не забывай — через год кончится твой кандидатский срок и партия спросит: «Чем ты помог, товарищ Соболев, нашему общему социалистическому делу?..»

Так Юра оказался в училище уже на следующий день после разговора с Кавериным. Тамара Клыкова встретила его в штыки: «Уже совсем сопливых стали присылать!» Самой ей было около тридцати, и от Юры не ускользнула излишняя выпуклость ее живота. «Вот почему они так спешат», — догадался он.

Познакомив Юру с администрацией и некоторыми мастерами, попавшими под руку, Тамара объявила:

— Завтра отчетно-перевыборное собрание. Я все подготовила. — Она поморщила нос. — Опять кто-то курит! — Они как раз шли мимо женского туалета, и Тамара, как хищная птица, нырнула туда за добычей, а через несколько секунд из-за двери донесся девичий визг. Разъяренная Тамара за волосы тащила двух размалеванных девиц и оглашала коридор своим привыкшим к рапортам голосом: — Вы у меня еще покурите, сучки! Какая группа?

— Четырнадцатая! — ревели девки.

— Бегом в мастерскую! — приказала Тамара. — Еще раз увижу — в…у!

У Юры потемнело в глазах. Такого от беременной женщины он даже на заводе не слышал.

— С ними иначе нельзя, — пояснила Тамара. — На шею сядут. Так вот, — продолжила она как ни в чем не бывало, — завтра же и передадимся. Я здесь больше ни дня не останусь! Так что будешь вникать во все самостоятельно. Ты, главное, не бойся. Бумаги я исправно вела — ни одна комиссия не придерется! — Войдя в небольшую комнату, где едва размещалось два стола — секретаря и председателя учпрофкома, а за окном раскинулось широкое поле, а за полем лес — училище находилось на самой окраине города, — Тамара накинула на себя светло-зеленый плащ, который еле сходился у нее на животе. — Я еду в райком, — сообщила она. — Если хочешь, поедем со мной — познакомлю тебя с девчонками.

Девчонками Тамара называла третьего секретаря райкома Мартынову Надю и инструктора по школам и ПТУ Буслаеву Галю.

— Каждый вторник в десять утра ты должен быть у них на «секретарской», — вводила она его в курс дела по дороге в райком. — Их интересуют только две вещи — прием в комсомол, постановка и снятие с учета. С Галкой всегда можно договориться, а вот Надя — настоящая стерва! Как варежку раскроет, сука, так хоть стой, хоть падай! Сейчас сам убедишься — я ведь после Болгарии в райкоме еще не показывалась! Ну, вот и пришли, — указала она на ослепительно белое здание с красным флагом на крыше.