— Ступай, — опускает она руки.
Он двумя прыжками взлетает на второй этаж, бежит по переходу в производственные мастерские, там вновь спускается вниз и выходит на улицу через черный ход, огибает училище, утопая в сугробах. А вот и пожарная лестница, ведущая в актовый зал. Ее нижняя ступенька довольно высоко над землей. Он хватается за «горячее» железо и, подтянувшись, закидывает ногу на ступеньку. Осторожно поднимается вверх, стараясь не наделать шума. Ладони жжет. Бесшумно поворачивает ключ в замке, и вот он уже в гримерной. Только здесь чувствует, как замерз. Свет не включает. На ощупь пробирается к окошку, ведущему на сцену. Под окошком стоит стул. Кто-нибудь всегда следит за тем, что происходит на сцене во время спектакля. Юра встает на стул, неслышно отодвигает стекло, рукой отстраняет бархатный занавес арьерсцены. В свете софитов он различает обнаженные тела. На матах, предназначенных для сценических трюков, лежит один из мальчиков. На нем сидит Мартынова и покачивает бедрами. Второй парень держит ее за плечи. Надя крепко сжимает его ягодицы и облизывает набрякший член. Юра не может оторваться от этой картины. Наконец он делает над собой усилие — задвигает стекло, слезает со стула и на цыпочках выходит.
— Видел? — спрашивает Буслаева, когда он возвращается.
Юра кивает в ответ.
— Надеюсь, ты не станешь трезвонить об этом на весь район? — Она берет его за руку. — Что это? Ты содрал кожу с ладони! Вот до чего доводит любопытство! Аптечка есть? Давай перевяжу…
Их с Буслаевой сдружила общая тайна. Теперь они понимали друг друга с полувзгляда, с полунамека.
В конце мая его вызвала в обком инструктор ПТУ Валерия и объявила, что он едет командиром отряда на комсомольскую смену в лагерь «Восход».
— Тебе будет нелегко, товарищ! — торжественно заверила его Антонина. — Ты единственный из шести секретарей вашего района едешь в лагерь. У двух ваших девиц в июне сессия, одну мы сняли за нерадивость, а две другие уходят в декретный отпуск. Это существенное упущение Нади Мартыновой.
— То, что девицы забеременели? — сострил Юра. Валерия криво улыбнулась, сама не понимая, как у нее так вышло.
— Чувство юмора тебе пригодится, товарищ! — Антонина по-доброму прищурила глаза, она ни от кого не скрывала, что Соболев ей нравится как вожак молодежи, и во время фронтальных проверок его училища, участившихся в последнее время, Валерия предпочитала пить с ним чай и беседовать о театре. — Честно говоря, Юра, у тебя самое дурацкое положение. Не знаю, о чем думает ваша Мартынова, но ты один на тридцать подростков.
Тридцать подростков оказались довольно симпатичными ребятами и девчонками. В первые же дни Юра заслужил их доверие, решив одну трудную математическую задачу. Его отряд занимал два барака. В одном жили мальчики, а в другом — девочки. При вселении на дверях комнат не оказалось замков. Не было замков и на складе у завхоза.
Как-то поутру одна из комнат девичьего барака подверглась нападению местной шпаны. Девчонок едва не изнасиловали. Миша с Юрой в это время возвращались из леса, с ночных посиделок у костра. Они-то и прибежали на крики первыми.
Доложив о случившемся начальнику лагеря и приехавшей из города для проведения акции «Будем борцами!» Антонине Валерия, Юра четко сформулировал свое решение:
— Если к вечеру замков не будет, с этой ночи я соединяю бараки — девочки и мальчики будут спать вместе.
— Что ж, — криво усмехнулась Валерия, — если у нас не хватает запчастей, пусть пострадает нравственность.
На том и порешили. Бараки в отряде Соболева больше не различались по половому признаку. Это только подняло авторитет командира и укрепило коллектив. А когда начались творческие мероприятия — смотры и фестивали, на Юру просто молились. Валерия не скупилась на призы — привозила из обкомовской столовки сладкие пироги, ореховые да медовые торты, каких пэтэушники в жизни своей не едали.
Такие вот безмятежные были времена, с одной стороны, с другой — творилось что-то странное. Юру не пускали домой, мотивируя тем, что он один с отрядом. Остальные командиры уже по три-четыре раза сгоняли в город. И ребята просили начальников отпустить их командира на день домой. И сами начальники признавали, что у Соболева самоуправление и отряд можно оставить на один день без командира. И Миша Блюм обещал присмотреть за Соболевскими гвардейцами — ничего не помогало. Валерич твердо говорила: «Нет!» В одном из писем от Татьяны имелась приписка: «Тебе звонила Мартынова, спрашивала, не приезжал ли ты из лагеря». «Что это с Надей? — удивлялся Юра. — Уже соскучилась?»
На излете третьей недели июня в лагерь приехала с очередной коммунистической акцией Валерич и наконец снизошла — отпустила его на день в город.
Это событие праздновалось у костра, в шумной компании. Когда рассвело, Юру с песнями и горячими напутствиями посадили в автобус.
Он дремал всю дорогу, а дома, едва добравшись до постели, провалился в глубокий сон.
ebooksa