Она закурила новую сигарету об остаток старой и поставила рядом ноги так, что стали видны все десять золотисто-сверкающих пальцев и золотые сандалии. Как бы проверив, что ноги при ней, она продолжала:
— Генерал Дембей просил меня доставить в Лахор два небольших ящика... — Она помолчала. — Это драгоценности, разные редкие вещи. Это не мои богатства. Я не имею к ним никакого отношения. Но дело не в этом. Ящики надо взять немедленно в комнату и переложить вещи в мешки и баулы, переменить упаковку. У меня не было времени для этого перемещения, а сейчас я не могу ехать дальше, не сделав этого...
— Хорошо, сказал вдруг Фуст, слушавший ее не прерывая. — Но почему вы в сари?
— Я приехала прямо с вечера, с шикарного танцевального вечера. Ах, если бы вы видели, как я бежала, выбрав момент, по ступенькам, и грум нес за мной плащ и сумочку, которую я забыла в гостиной! Мне казалось, что я участвую в фильме. Правда, это очень походило на кино.
— Где же ваши сенсационные ящики? В Гульмарге или в Домеле, на границе?
— Как на границе? Они со мной!
— С вами? Но где вы их оставили?
— Они лежат в моем «пикапе». Их надо перенести сюда. Но их не должен никто видеть. Вы, например, не должны были бы нести их... Есть у вас здесь свой человек, шофер или кто другой из туземцев?..
— Шофер? — сказал Фуст. — Нет, мы обойдемся без шофера. У меня есть молодой охотник с гор.
— Давайте охотника. Я, как пантера, люблю охоту. Где он, этот Актеон Кашмира?..
— Сейчас я его отыщу.
Фуст ушел. Элен Ленсмонд приоткрыла занавески и старалась рассмотреть, куда он пошел, но на дворе было темно, и она снова села, но сердце ее стучало и руки слегка дрожали. Она старалась потушить свое волнение, вынула зеркальце и пудреницу и попудрила обветренное, покрасневшее лицо.
Вошли Фуст и Фазлур. Рядом с тяжелым, костистым Фустом Фазлур казался богом лесов. Загорелый, свежий, высокий и легкий, с белоснежными зубами и глазами, в которых был молодой огонь, он рассматривал женщину, как будто видел сон. Фуст разыскал его, разбудил, сделал знак, чтобы он не будил Умар Али, и привел его к себе в комнату, где сидела по меньшей мере жена магараджи.
— Какой красивый молодой человек! — сказала, без стеснения рассматривая его, Элен Ленсмонд. — Вы не из героев Гилгита?
К Фазлуру вернулось его обычное чувство иронии. Яркая высокая женщина с дерзкой манерой разговаривать оказалась переодетой американкой или англичанкой. Смотря ей в глаза, он сказал:
— Нет, я не из героев Гилгита. Я вообще не герой.
— Это прекрасный ответ, — сказала она. — Вы здешний?
— Да, я родился в горах Читрала. Я горец.
— О, горцы Читрала, я знаю, обладают бесценной добродетелью: они умеют молчать! Это верно сказано про них?
Дерзость этой женщины, ее вишнево-алый рот, прямой взгляд холодных синих глаз, ее острые, чуть горькие духи, похожие на запах горных сухих трав, немного смущали привыкшего к простым вещам Фазлура. Он сказал: