— Там было так, — медленно подбирая слова, говорил посланец: — Не обижаться просит Улла-хан за вести. Вести худые сообщает. Кажется, их всех убили китайцы. На границе всех убили. Но это еще слухи. Пришли с гор. Так в записке. Больше ничего нет. Просит не обижаться Улла-хан. Вся записка тут.
Фуст спросил, помрачнев:
— Откуда ты?
— Яркенд, — сказал сидевший, — я из Яркенда. Шел нелегко. За перевалом плохо, очень плохо. Я погибал чуть, но вот ничего, записка — нет. Вода худая.
Было ясно, что спрашивать его больше не о чем.
— Куда же ты идешь? — спросил Фуст. — Или останешься?
— Нет останешься, — сказал яркендец. — Иду вниз по реке. Читрал иду. Там есть кто-то. Туда иду.
— Ночью же ты не пойдешь? — сказал Гифт.
— Зачем не иду? Иду ночью. Днем спал. В пещере. Высоко горы обходил, река очень плоха. Смерть река.
— Ну, иди, — сказал грустно Гифт, дал ему денег, и он ушел во тьму этой непонятной и настороженной ночи.
— Странно все это, очень странно, — сказал Фуст.
— Что странно? — Гифт грел руки над разгоревшимся очагом.
— Странно — о том, что они могут не прийти, я узнал час тому назад в этой комнате.
— От кого? — спросил Гифт, удивленно подняв брови.
— От духа, от горной макбетовской ведьмы.
— Может быть, и она на службе у Уллы-хана?
— Я боюсь, что если она на службе, то не на нашей стороне...
Фазлур ждал яркендца и, когда тот пошел прямо к дороге, догнал его.
— Ты голоден? — спросил он.
— Нет, я сыт, — отвечал яркендец, — но я спешу. Я ухожу вниз.