— Скажи ей, что я и мой друг — мы хотим, чтобы она осталась с нами. Скажи, что мы ее не обидим. Мы ей хорошо заплатим, скажи ей.
Фазлур взглянул на пламя свечи, которое колыхалось из стороны в сторону, на девушку, смотревшую теперь на Фуста, который сказал что-то ей непонятное, но касающееся ее. «А что, если кончить все разом, — подумал он. — Свалить Фуста с ног хорошим ударом, проводить эту девушку к ее родным там, на горе, и плюнуть на всю эту историю?»
Но его поэтическое, постоянно играющее разными образами воображение тут же нарисовало ему другую картину, причем нарисовало так мгновенно, что он снял с руки девушки руку Фуста и, гипнотизируя ее строгими глазами, смотря на амулет, висевший на ее шее, сказал Фусту:
— Ее нельзя трогать. Она приносит несчастье. Девушки этих мест — колдуньи, они все ведьмы. Она принесет и вам и нам всем несчастье. Не надо иметь с ней дела.
Фуст недоверчиво и зло рассмеялся:
— Ты, значит, сам хочешь иметь с ней дело?
— Я не хочу иметь с ней дела, потому что она ведьма, а я не люблю, чтобы со мной случалось что-нибудь неожиданное и неприятное...
Пока они перекидывались быстрыми фразами, девушка с интересом переводила глаза с одного на другого. Она понимала, что речь идет о ней и что Фазлур на ее стороне.
Он был красив, он ей нравился.
— Ты говоришь вздор, — сказал Фуст. — Если с ней нельзя спать, пусть она погадает. Я ей заплачу за гадание. Я хочу знать, какие тут колдуньи. И если вы врете оба, тогда поговорим по-другому.
— Что он хочет, этот человек с мертвыми глазами?
— Он хочет тебя...
Девушка засмеялась:
— Пусть присылает сватов к отцу на ту гору над рекой. Что он еще хочет?
— Он хочет, чтобы ты ему погадала. Я сказал, что вы все здесь колдуньи и ведьмы. Я убеждаюсь в этом, когда смотрю на тебя.
Девушка тихо засмеялась:
— Я не умею гадать.
— Что она говорит? — нетерпеливо спросил Фуст. — Почему она засмеялась?
— Она засмеялась потому, что, говорит, никогда не гадала такому важному сагибу. Но она говорит, что может убить своим гаданьем. «Пусть он побережется», — сказала она.
— Не ей заботиться о моем здоровье, — сказал Фуст, — пусть гадает сейчас же...