Мы, кто катит этот мир

22
18
20
22
24
26
28
30

Целиком и полностью отдавая себе отчет в том, что пауза затянулась, а безмолвная перепалка с животным лишь способ отсрочить время принятия решения, он огляделся. Казалось, вот он дом, зайди да разберись, но нет же! Странная до нелепости мысль поселилась в его голове, он вдруг подумал о том, что приличные люди без приглашения в гости не ходят. Вот откуда у него такие мысли?

– Похоже, таковы правила, ее правила, – пробормотал он, продолжая нервно оглядываться. – Подумать только, всего лишь пару дней назад я о таких мелочах и не задумывался, а вот теперь…

Лошадь все еще не смирилась, ей совершенно не нравилось стоять без движения, к тому же на единственном месте во всей округе, где не росла трава. Она еще раз фыркнула, теперь уже с отчетливо слышимыми нотками призрения. Несколько раз ударила копытом о камень, резко повернула голову, призывно заржала, ожидая хоть какой-нибудь реакции.

Тем временем в дальнем конце двора проявилось движение. На крыльцо особняка вышел высокий статный мужчина в лоснящейся изумрудно-зеленой ливрее. Слегка несуразный образ. Даже на достаточно внушительном расстоянии было видно, что старомодный гидрид пальто и пиджака на пару размеров меньше, чем требуется при богатырском того телосложении. Ткань обтягивала по-настоящему атлетическую фигуру, сковывала движение. Лицо неизвестного закрывала черная в цвет коже полумаска, как напоминание о том, что время карнавала все еще не прошло, на руках же контрастные белели перчатки.

Облаченный в ливрею атлет потоптался на месте, поглядывая на нерешительного гостя. Тот по-прежнему сидел в седле, не решаясь подъехать к дому. Как долго продолжалась бы эта немая сцена неизвестно, но вот в проеме двери мелькнула тень. Человек на пороге вздрогнул, моментально сжался, будто его ударили по голове, повернулся, низко наклонился куда-то в темноту, застыл в поклоне. Спустя мгновение распрямился, но медленно и как бы с опаской, не иначе как боялся порвать тесную одежду, склонил голову и, шагая быстро, но маленькими шажочками, направился к стеснительному всаднику и заметно нервничающей его лошади.

Подошел. Остановился. Низко поклонился. Пробормотал несколько слов. Выпрямил спину, не поднимая головы, замер, поглядывая на гостя снизу вверх.

– Здравствуйте, – чувствуя, что самое время что-то сказать, и начинать разговор выпало именно ему, седок кивнул в знак приветствия. – Слушайте, я толком не понимаю, где оказался, но хотел бы поговорить с женщиной, которая приехала в той карете. Я на самом деле…

Чернокожий незнакомец в тесной ливрее покачал головой. Громко и с отчетливым оттенком пафоса в голосе что-то продекламировал на незнакомом языке. Снял перчатку. Рукой с насыщенно-шоколадного цвета кожей показал в сторону роскошного особняка. Внимательно, чуточку заискивающе взглянул на гостя, низко поклонился. Седок инстинктивно пожал плечами.

– Простите, но я вас не понимаю, – пробормотал он, стараясь разобраться, что тому причина: иностранный язык, невнятное произношение или и то, и другое вместе взятое.

Лошадь быстро замотала головой, похоже, все эти бессмысленные переговоры ей изрядно надоели. Она в очередной раз фыркнула, теперь уже безразлично, ступила шаг к обочине и пожухлой траве, решив, что если приближаться к аппетитной клумбе ей нельзя, то поесть у края двора ей никто не помешает.

Ошиблась. Чернокожий атлет схватил уздечку и быстро, смешно глотая гласные, что-то залепетал.

Чувствуя необъяснимо-отвратительное ощущение от того, что кто-то другой держит его лошадь (пусть даже та и не совсем его), он спрыгнул на землю. Отмахнулся от лепечущего что-то неразборчивое сопровождающего и махнул рукой, мол, пошли уже хоть куда-нибудь…

Приблизились к крыльцу. К тому моменту там собрались люди, десятка два, никак не меньше. Они выстроились на ступеньках. Красиво построились, парами, по росту. Кто высокий – ниже, кто низкий – выше. Словом, хоть доставай камеру и делай общее фото на память.

– На редкость грамотно подобранная массовка, – промелькнуло в его сознании, лениво протестующем против того, что происходит.

Трудно не согласиться со справедливостью подобной мысли. Действительно красиво. Женщины в пышных старомодных платьях с талиями, подчеркнутыми туго затянутыми корсетами, на головах шляпки, украшенные перьями красивейших птиц. Их сопровождали мужчины в строгих костюмах, классического, скорее, древнего фасона. Лица каждого из присутствующих скрывали маски, отлично подобранные к одежде, к ней же небольшой атрибут. Женщины все как одна с веерами, мужчины с тонкими франтовскими тросточками. Вся эта пестрая компания размеренно покачивалась как один живой организм. Каждый составляющий ее индивидуум дышал одним дыханием со всеми, при этом все они оживленно о чем-то переговаривались, доверительно склоняясь друг к другу. Раскачивались, волнами, стараясь успеть переговорить с каждым, услышать каждого, вертели головами, не забывая посматривать и на него…

– Здравствуйте! – он давно уже понял, что сам приветствия не дождется, следовательно, начинать ему.

Люди на крыльце замолчали и все, как один посмотрели на него, жаль лиц не видно, маски скрывают эмоции, но ему показалось, что встречающие обескуражены, а может, просто удивлены. Все так же синхронно они переглянулись и тут-таки взорвались настоящим хором приветствий. Он даже растерялся от столь неожиданного радушия. Волной, отступающей от берега, они сбежали с высокого крыльца, бросились к нему. Обступили. Мужчины протягивали ладони для рукопожатий, женщины приседали в реверансах, наперебой подавая руки для поцелуев. Каждый счел своим долгом поинтересоваться его делами, здоровьем, все желали удачи, успеха, что особенно приятно, все это на чистейшем русском языке. Внятном и разборчивом…

– Достаточно! – властный окрик заглушил хор приветственных речей. Было что-то особенное в этих нотках, что-то, что притягивало и отталкивало одновременно. Знакомый голос, а вот той ли он принадлежит? – Хватит уже. Пропустите нашего гостя, сколько можно держать его на солнцепеке.

Лишь теперь он заметил, что неподвижное солнце висит практически в зените, лишь теперь почувствовал жар палящих лучей.

Встречающие дружно расступились. На верхней ступеньке появилась женщина, чей голос так встревожил его. Безупречность фигуры подчеркивало длинное темно-зеленое, вышитое золотыми и серебряными нитями платье. Лицо скрывала маска, та самая, то ли желтая, то ли оранжевая…