Мы, кто катит этот мир

22
18
20
22
24
26
28
30

Хозяйка дома, ставшая распорядительницей казни выговорилась и замолчала. Внимательно осмотрела собравшихся гостей, посмотрела на каждого из них, снова повернулась к нему. Несколько минут буравила его взглядом, не встречая ответной реакции, резко мотнула головой. В прорези маски вспыхнул гневный огонек.

Свет погас, не позволив ему ни понять себя, ни разобраться в своих ощущениях. Почти сразу, наверняка так и было задумано, зажглись костры. Шалашики, собранные из веточек подсветили место экзекуции снизу. Постепенно разгоралось желто-оранжевое пламя, сдабривая ночной воздух удивительно приятным смолистым ароматом.

– Правда, эффектно? Это все я придумал. Сам! Моя, так сказать, постановка, – прошептал неимоверно худой субъект в черном одеянии, проходя мимо. Бесцветные глаза скользнули по его лицу бесцветным взглядом.

Подсветка снизу заметно разнообразила картину. Лишила ее контрастности, убрала грань между реальностью и вымыслом. Вся композиция, столб с перекладиной и человек на нем теперь казались бутафорией, чем-то ненастоящим, фальшивым, но эта видимая фальшь не умаляла нарастающего возбуждения, что электрическими разрядами пульсировало в воздухе.

Ловко проскользнув между двумя кострами, на средину своеобразной сцены вышел «главный постановщик». Остановился. Замер. Удивительное видение – полупрозрачный силуэт, обернутый в черный плащ, эффектно покачивающийся в колышущемся пламени, будто дух огня, сошедший на землю.

Неожиданно громко в наступившей тишине прозвучал барабанный бой. Частая дробь заставила задрожать каждого из присутствующих на площадке, даже человек на столбе и тот не избежал общей участи. Измученное тело начало вибрировать, выгибалось оно, будто подключенное к мощному источнику электричества.

Общая яркость огненных светильников плавно уменьшалась. Минута и дворик освещен лишь ровным блеклым светом. Темным пятном на общем сером фоне проявился облаченный в черные одеяния худой человек. Плаща на нем уже не было, но был черный костюм, под которым угадывалась черная рубашка, а при некоторой доле воображения можно было разглядеть и черный галстук. Был галстук или не было, понять трудно, но что точно не списать на воображение, так это фартук из толстой кожи, свободно наброшенный поверх костюма. К нему полагался островерхий колпак с круглыми прорезями для глаз. Продолжение маскарада? Вряд ли…

Новоявленный палач наслаждался приготовлениями к своему спектаклю. Медленно, очень медленно закатывал рукава. Один рукав, второй. Нацепил колпак. Несколько раз, когда худая, как и все тело, голова поворачивалась к одному из источников света, в прорезях ткани были видны глаза. Пылали они, горели белым, с красноватым оттенком адским пламенем. Практически не мигали они, поглядывали вокруг, внимательно всматривались в маски окружающих, метали молнии в сторону чернокожего, висящего на столбе. В ответ на каждый такой взгляд несчастный вздрагивал, вытягивался, будто струна готовая порваться, но снова замирал.

С приготовлениями покончено. Черный человек взял кнут. Поднял его вверх, чтобы каждый из присутствующих мог рассмотреть орудие пыток. Медленно обернулся вокруг, обвел взглядом двор. Наклонил голову, от чего глаза медленно погасли. Повернулся к столбу с перекладиной, замер, чуть заметно покачиваясь. Жуткое зрелище, со стороны казалось, будто колпак попросту висит в воздухе, будто нет под ним ничего, одна лишь только пустота. Ткань, наброшенная на пустоту, а может, так все и было…

Подчиняясь предупреждающему жесту палача, толпа отхлынула назад. Взволновалась. Послышались испуганные женские крики, их дополнило шуршанье накрахмаленных платьев.

Свистящий звук пронесся над головами. Кончик хлыста описал правильный круг и врезался в кожу человека, подвешенного на столбе. Тот еле слышно застонал. Новые звуки привнесли сумятицу. Трепетно задрожали дамы, прижимаясь телами к кавалерам.

Новый удар отозвался всплеском эмоций. Толпа на площадке выдохнула в едином порыве…

Он вздрогнул от неожиданности. Кто-то подошел и коснулся его плеч. Обнял. Прижался. Сильные, но вместе с тем нежные руки заставили его обернуться. Рядом с ним, слегка раскачиваясь, будто висящая в воздухе, виднелась маска, золотая, блестящая. На ней, лихорадочным румянцем, горели отблески костров. Трепетное тело, запертое в тесном платье, дрожало, все сильнее и плотнее прижимаясь к нему. Губы, скрытые под маской шептали неслышные слова, нет, не понять, что именно, можно было различить лишь томный голос, отдельные звуки, но смысл сказанного терялся в переплетенье ускоряющегося ритма ударов, стона и вдохов.

Очень скоро человек, привязанный к столбу, обмяк. Измученное, расчерченное свежими рубцами тело уже просто висело, чуть заметно раскачиваясь. Палач же не обращал на это внимания, продолжал бить, методично удар за ударом. Спокойно, размеренно, вкладывая в каждый удар всю свою злобу.

Толпа приветствовала каждый замах, она была одним целым, единым организмом. Она дышала одним дыханием, ритмично вздрагивала, следуя задаваемому палачом ритму. Поведение толпы предсказуемо, стадный инстинкт овладевает каждой составляющей ее личностью. Теряется собственное яркое «Я», растворяется оно в сером и безликом «Мы». Да он и сам начинал чувствовать, что не остается более ничего в нем своего, что все как будто напоказ…

Тихий вскрик и глухой звук удара заставили его вздрогнуть. Он удивленно огляделся, будто только сейчас осознал, где находится. Взглянул туда, откуда долетел недавний звук, всмотрелся в темноту, но ничего не увидел. Была лишь тень, безликая, как и все вокруг, медленно, раскачиваясь как осенний листок, опустилась она на землю.

Вернувшееся осознание своей личности отрезвило его. Он вывернулся из крепких объятий прильнувшей к нему хозяйки дома, еще раз мельком взглянул туда, где мгновение назад медленно и печально падала тень. Увидел, или решил, что видит суетившегося толстяка отвратительной наружности. Тут-таки позабыл о нем, бросился на импровизированный эшафот. Перепрыгнул через догорающий костер, подбежал к палачу. Налетел на него. Схватил за плечо, развернул лицом к себе. Замахнулся. Ударил. Кулак угодил в грудь. Послышался треск, будто ребра ломаются, вгибаясь внутрь.

Получив сильный удар, худой в черном облачении глухо ухнул и отлетел на несколько метров. Наверняка костлявое тело преодолело бы и большее расстояние, но на пути возникло препятствие. Один из «фонарных столбов» с факелами. Спиной палач влетел в него, тонкие руки вывернулись назад, оплели деревяшку, обняли неестественным объятием. Застыло тело, замерло, медленно сползая на землю. Черный колпак зацепился за гвоздь или сучок и повис, печально раскачиваясь. Из-под колпака же показалось бледное перекошенное, будто оскал мертвеца, лицо. Смотрело оно ввысь, отрешенно глядело в темное небо.

Толпа отозвалась бурными овациями. Никого не оставило безучастным представление. Ни первая его часть, ни вторая. Казалось, людей мало волновало, чем именно их развлекают, главное, чтобы не останавливались, главное, чтобы развлечение было как можно более кровавым.

Чувствуя перемену, несчастный, что висел на столбе, зашевелился. Вздрогнул. Раз другой. Медленно открыл глаза. В их глубине вспыхнул, разгораясь, огонек. Яркий, живой он казался отблеском ближайшего костра…