Я и это переживу

В четвёртом классе Егор прочитал в каком-то журнале рассказ про мужчину, который после аварии, как все думали, находился «в вегетативном состоянии» и ничего не понимал, а на самом деле у него был «синдром запертого человека», он проживал очень бурную жизнь, но у себя в голове. Кричал внутренним голосом на окружающих, которые не видели, что он есть. Из всего тела у него двигались только белки глаз, и он пытался ими показать, что всё понимает. Но почему-то в глаза ему как раз смотреть избегали. Родственники чувствовали себя виноватыми в аварии и боялись на него глядеть в принципе. В итоге этого человека решили отключить от аппаратов обеспечения жизнедеятельности, и только в этот момент поняли, что он подаёт им знаки глазами, а уже было поздно, он умер.

Егор тогда так впечатлился историей, решил понять, что чувствует «запертый человек». Лёг на диван и перестал шевелиться. Даже попробовал не дышать, но быстро понял, что у него надолго задержать дыхание не получится. Когда мама зашла в комнату, он не двигался, и только следил за ней взглядом.

Мама сначала не обратила внимания, подумала, что он задремал. Что-то ему рассказывала про своих учеников, ворчала, мол он посуду за собой не помыл, а он не реагировал, потому что был заперт внутри себя.

Наконец, отсутствие реакций маму озадачило, затем напрягло. Она подошла, попыталась его разбудить, потрясла несильно за плечи. Приложила ухо, послушала, сердце бьётся. Видно было, что испугалась. И тут Егор не выдержал, улыбнулся.

– Ах ты, оболтус! – закричала мама. Схватила футболку, висевшую на спинке стула, и начала его охаживать.

Егор вскочил с дивана, защищаясь:

– Мам, ну ты чего, мам?

– Бестолочь! – продолжала мама. – Я же вижу, что ты на меня смотришь, а всё равно страшно! Не смей меня так пугать, идиот!

Иногда мама употребляла такие слова: «Идиот, бестолочь, оболтус». Но Егор знал, что это не по-настоящему. Когда мама очень злилась, лицо её менялось, превращалось в напряженную маску ярости, как у индейского идола. А её любовь к нему в это время надёжно была укрыта внутри. Тоже заперта. Чтобы с ней ничего не случилось, пока мама на него злится. Нужно было подождать, пока эта любовь, спрятавшаяся от бури, не поймёт, что погода наладилась, можно выходить. И это было видно по маминому лицу. Оно становилось растерянным, как будто мама не понимает, кто это сейчас так плохо ругался. Видно было, что она хочет извиниться. Егор знал, что всё хорошо. На маму можно было положиться.

Они жили в раздолбанной коммунальной квартире, из мебели у них был старый продавленный диван, гремящая железным скелетом раскладушка, старенький телевизор, тумбочка, да скрипучий шкаф. Правда, в кухне имелся собственный маленький холодильник. Соседние две комнаты занимала другая семья. Сначала одно помещение пустовало, было закрыто на ключ. В другом ютилась семейная пара Фёдор и Евгения, вместе с дочкой Машей младше Егора на 7 лет. А закрытая комната принадлежала по документам сорокалетнему брату женщины. Он её ни продавать, ни сдавать не хотел, и видимо, не зря. Потому что, когда Егору было лет 12, новый соседушка неожиданно вернулся в родные стены. Его все называли Лёха. Лёха был неженат и не очень востребован в дамском обществе. А если его послушать, получалось, что он и сам не хотел «связываться с бабами, которым не человек нужен, а только его кошелёк». Право на такую позицию ему давал неудачный брак с такой вот меркантильной стервой. Она его выкинула из квартиры, купленной её родителями. После чего и пришлось занимать пустующую комнатёнку в коммуналке.

Почти сразу у Лёхи подобранный им помоечный кот, такой же независимый и гордый, как его хозяин. Он не признавал условностей типа личных границ и лотков для отправки кошачьих нужд. Лёха во всём этом был с животным солидарен. Соседи старались кота в свои комнаты не впускать, а по квартире ходили как по минному полю, потому что легко было вляпаться в кучу или лужу. Через неделю после вселения кота Фёдор встретил Лёху в коридоре после работы и внушительно попросил его матом убирать дерьмо вовремя, иначе кот полетит с третьего этажа.

Лёха, как личность свободная, никакого насилия над собой не признавал, а над другими – вполне. Поэтому решил действовать просто и брутально. Соседка с сыном-школьником – мать-одиночка. Женщина неконфликтная вроде бы, здоровается всегда вежливо, на сына, правда, орёт временами. Лёха даже думал было за ней приударить, но потом рассудил, что она уже немолодая, да ещё и с прицепом. Такой уж точно денег подавай, нахлебника её содержать. Да и старше его она, по лицу видно. Он же ещё вполне молодуху привлечь может.

Как-то раз Лёха остановил Егора, который зашёл в кухню за стаканом молока.

– Ты это, вот чего. Уход за животными – это детская обязанность, тебе разве взрослые не говорили? Так что будь добр, в общем жилье порядок-то поддерживай. А то стыдно. Кота вон, гладишь, любишь, значит, животинок. А следить за ними гнушаешься? Папке твоему, поди стыдно за такого сынка было, раз он от тебя сбежал.

Лёха своим искусством убеждения очень гордился. Как и мужской статью.

– Вон там в прихожке куча воняет. Убрать бы надо!

Егор чужого наглого мужика испугался, взял тряпку и в коридор пошёл. А довольный своим мудрым решением проблемы Алексей взял бутылку пива и спокойно отправился в комнату. Он не учёл, что как раз в это время с работы должна была вернуться соседка. Да собственно, что ему сделает одинокая женщина, которой на любого свободного интересного мужчину молиться положено? Оказалось, могла она очень даже многое.

Через пять минут после своего ораторского бенефиса Лёха услышал стук в комнату. Видимо, мальчишка прибрался и докладывать пришёл, не иначе. Алексей вальяжно открыл дверь, и увидел за ней соседку Аннушку. В руке она держала тряпку, ту самую.

– Здрасьте, – приветливо улыбнулся Лёха. – А я тут вашего мальца к труду приучаю.

– К труду, значит? – уточнила женщина, в ответ не улыбнувшись. – А тебя самого-то почему не приучили?