Афросинья. Для того я пришла, чтоб сказать тебе сие известие, и ждала, как отзовешься, с трепетом.
Алексей. Отчего ж трепет, Афросиньюшка? Разве ты не веришь любви моей? От кого ж еще, как не от тебя, я сердечные слова слышал? С матерью своей девяти лет разлучен, от отца ни одного сердечного слова. Одни упреки, угрозы, иногда и побои. (Звонят колокола.)
Афросинья. Однако поздно уж. Мне на ямскую почту пора.
Алексей. Я тебя в своей карете доставлю. Ей, молодцы! (Входит Иван Большой.) Передай, Иван, Якову Носову, пусть Афросинью, жену мою, в карете моей повезут, куда она укажет.
Иван Большой. В одноконной?
Алексей. В гербовой, дурак.
Иван Большой. Слушаюсь. Вас, царевич-батюшка, внизу майор Глебов да господин Кикин дожидаются.
Алексей. Пусть идут. (Целуется с Афросиньей. Афросинья уходит. Алексей подходит к накрытому столу, наливает себе водки, выпивает. Входят Александр Кикин и Степан Глебов. Кикин в штатском, а Глебов в армейском мундире. Алексей обнимается с ними.) Рад твоему приезду, Кикин. Сегодня духовник мой, отец Яков, из Киева вернулся да ты из Европ. Веселей мне стало. Каковы ноне Европы?
Кикин. По всем Европам не бывал. В Вену наведался, да в Италии мимоходом.
Разговаривая, усаживаются за стол. Иван Малый разливает водку. Выпивают, закусывают.
Алексей. Кого-либо в Вене видывал?
Кикин (тихо). Об сем после.
Иван Малый снова разливает, снова выпивают и закусывают.
Глебов (указывает на Ивана). Проворный малый.
Алексей. Именно что Малый. Их у меня в камердинерах двое Иванов Афанасьевых. Тот, для отличия, Большой, а сей — Малый. Оба хитры, у обоих деньги водятся. У Большого дом свой на Покровке, у Малого дом на Сретенке. Да Малый еще костоправством промышляет.
Глебов. Костоправ кажному из нас понадобиться может при наших-то задумках. (Смеется.) Ты верно костоправ?
Иван Малый. Так точно. С братом Гавриилом. Мы вот намедни учителя государя-царевича пользовали, Фридриха Фридриховича. С кареты выпали и руку вывихнули.
Алексей. Гляди, может, сегодня и другого учителя попользуешь, Никифора Кондратьевича. (Смеется.) Поди, Иван, в поварню, скажи, пусть жарких кур подают.
Иван Малый. Слушаюсь. (Уходит.)
Алексей. Вяземский, сука, не так учить, как смотреть за мной поставлен батюшкой-государем да государевым оберкатом Толстым Петром Андреевичем. Которого дня Толстой в застенке своем, в Тайной канцелярии крови изопьет, того дня они веселы, а которого дня не изопьет, того дня им и хлеб не естся.