Ева могла бы пожалеть Антона – его супруге, которая ему так надоела, он надоел гораздо больше. Видимо, он просто до смерти ей надоел. Но жалеть его Ева не стала – жалость не полезна. Сейчас ее волновало совсем другое.
Павлик.
***
Она нашла его на той самой спортивной площадке, где они всего несколько дней назад учились бить пенальти. Он сидел возле ворот. На песке с гравием. Прижавшись к ржавой штанге. Его любимый мяч лежал на земле, зажатый между ступней.
Ева подошла к Павлику и опустилась перед ним на корточки. Он поднял на нее круглые растерянные глаза.
– Сидишь? – спросила Ева.
Он вздохнул.
– Сижу.
Ева молча кивнула. Она ждала.
– Папу убили, – сказал он.
– Я знаю, – сказала Ева.
– Сказали, что это мама все подстроила, и ее в тюрьму посадят. Это правда?
Он вскинул на нее глаза. Надежды во взгляде не было.
– Правда, – подтвердила Ева.
Павлик опустил голову.
– Ты теперь один? – спросила Ева.
Он опять кивнул.
– Наверное, с родственниками буду жить. С бабушкой. Это мамина мама. Правда, я ее видел только два раза, когда она приезжала в гости. Она в другом городе живет.
Он немного помолчал, потом, недовольно сопя, добавил:
– Она мне не понравилась. Она заставила меня становиться на стул и читать стихи. А я стихов не знаю. Она мне все время строчки говорила и велела повторять за ней. А потом сказала, что из меня нужно делать артиста, потому что сейчас все в артисты идут. Ну и пусть все идут. А я не хочу.