Ева аккуратно кончиками длинных пальцев взяла в руки флакон. Она поднесла его к лицу и поморщилась. Запах был сладковато-пряный – приторный. Этот запах был неприятен ей. Но она не стала останавливать на нем свое внимание. Она снова поднесла флакон к лицу и с глубоким вдохом закрыла глаза. Несколько секунд она почти не дышала, потом ее ноздри шевельнулись, и она почувствовала новый запах – запах человека. Запах Франчески. Этот запах тоже был сладковатым, но не таким приторным – более спокойным и мягким. Наполнив этим запахом свои легкие, Ева медленно заскользила тонким пальцем по флакону, повторяя все его изгибы. По ее руке потекло человеческое тепло. Тепло Франчески. В тот же миг Ева увидела перед собой женщину: темно-каштановые волосы на полных плечах, высокая грудь, широкие бедра, лицо с миловидными, немного по-детски правильными чертами. Женщина встала с кресла и прошлась по комнате: походка ее была небрежной, словно бы ей было лень следить за ней. Ева напрягла слух: все звуки слились в шумный поток, который словно отгородила от нее невидимая стена. Она пыталась уловить тихое эхо, неслышные для человеческого уха отголоски, которые прятались где-то внутри этого флакона. И вот в ее ушах зазвучал голос: звонкий, с нервной нотой – голос Франчески.
– Мама, объясни мне, зачем ты заставила меня примчаться сюда, если у тебя ничего не случилось?
Ева крепко обхватила флакон ладонью, и пальцы ведьмы сделали свое дело. Теперь она видела комнату целиком: просторная, хорошо освещенная, с широкими диванами и креслами, обитыми коричневой кожей; небольшой стеклянный столик, на нем – золотистый поднос и две чашки, наполненные эспрессо. Ева уловила хорошо различимый запах корицы. В комнате, кроме нервно расхаживающей из стороны в сторону Франчески, была еще одна женщина: пожилая, с короткими вьющимися волосами, совершенно седыми – краски они, судя по всему, никогда не знали. Глаза женщины были округлены от недоумения, а взгляд подкупал своей искренностью.
– Но, Франческа, милая, – сказала она тонким, мягким голосом, который немного подрагивал от волнения, – я не понимаю, о чем ты говоришь! Я тебе не звонила!
– Мама! – воскликнула Франческа, словно взывая к своей собеседнице. – Зачем ты меня обманываешь?! Я могу понять, что ты живешь одна, тебе одиноко, и ты имеешь полное право рассчитывать на внимание со стороны своей семьи… Но почему сейчас?! Именно сейчас! Ведь ты знала прекрасно, что я очень хотела провести эту неделю вместе с Фабио. Вдвоем! Неужели это так трудно понять?
– Но, Ческа, – глаза пожилой синьоры становились все шире, она невольно развела руками, – я и в самом деле тебе не звонила! Дорогая, ты в последнее время вся на нервах. Ты просто переволновалась…
Франческа всплеснула руками и схватилась за голову.
– По-твоему, мама, я настолько переволновалась, что слышу в телефонной трубке твой голос, когда ты мне не звонишь!? Я что, с ума сошла?!
Франческа устало вздохнула. Потом она опустила голову и прикрыла раскрытой ладонью лоб – легонько потерла его пальцами, будто у нее случился приступ головной боли.
– Мама, я не понимаю, зачем ты притворяешься, но… – она снова устало вздохнула, но в этот раз выдох был более тяжелым и долгим, – но я действительно уже полгода места себе не нахожу. Меньше, чем через две недели Гран-при Италии. Шестой этап… Фабио упрям, он не хочет даже слышать, что я ему говорю. Он сказал, что это не обсуждается.
Она вдруг с тихой злостью произнесла:
– Я ненавижу его болиды! Я ненавижу все эти гонки!
Мать с волнением покачала головой из стороны в сторону, не отводя взгляда от дочери.
– Ческа, милая, тебе надо успокоиться…
– Успокоиться? – Франческа закатила глаза к потолку и простонала, не разжимая рта. – А ты знаешь, что Энцо увлекся картингом?
– Ему же только девять лет! – воскликнула пожилая синьора, ее рука словно самовольно прижалась к груди.
– Фабио сказал: ему уже! девять лет. Он считает, что это подходящий возраст, чтобы начинать карьеру в автомобильном спорте, если хочешь со временем выступать в Формуле-1. Он решил меня с ума свести! – без всякого перехода воскликнула она, и с упреком глянув на мать, добавила: – Вы все меня с ума сводите!
Пожилая синьора вздохнула и задумчиво закивала, уставившись взглядом куда-то в пространство.
– А Винченцо весь в отца, – произнесла она немного отсутствующим голосом.
– Да, – согласилась Франческа, уголки ее губ слегка приподнялись, во взгляде мелькнула гордость. – И лицом, и характером. И даже родились они в один день… – ее лицо окончательно смягчилось, и она снова выдохнула, но уже с улыбкой: – Оба – тринадцатого числа…