Ведьма по имени Ева

22
18
20
22
24
26
28
30

Эта улыбка изменила ее судьбу. Только для того, чтоб эта улыбка наполнила ее существование смыслом и… счастьем, она стала ведьмой. Фабио Росси придет в ее жизнь. Он еще не знает об этом. Но ведь она ведьма – она даст ему знак.

– Я буду болеть за него, – кивая в сторону экрана, сказала Ева бармену.

Бармен удивленно воззрился на нее, мимоходом заметив в ее руках ключ от номера с цифрой тринадцать на брелоке, и снова широко улыбнулся. Но в этот раз улыбка исчезла не сразу.

– Синьорина, вся Италия будет за него болеть.

Ева глянула на него с легким прищуром голубых глаз.

– В таком случае, у него нет ни малейшего выбора, – сказала она, отставляя в сторону стакан и вставая из-за стойки бара. – Ему придется пройти этот этап. Более того – ему придется его выиграть.

Наблюдая за плавной, неспешной походкой синьорины из тринадцатого номера, бармен не мог оторвать взгляда от струящихся по открытой спине светлых волос и тонких рук: изящных от мягких покатых плеч до кончиков тонких длинных пальцев с ярко-красным лаком на ногтях. Она прекрасно говорила по-итальянски, но он все равно уловил легкий акцент.

На острове было много иностранцев, и бармен почти всегда безошибочно определял, что высокий синьор с рыжевато-белесыми ресницами, аккуратный и сдержанный в жестах, – британец; синьора со жгучими глазами, пухлыми губами и раскрепощенными жестами – испанка или мексиканка; синьор с тонким, орлиным носом и слегка надменным выражением лица – француз.

Конечно, не все британцы обладали рыжевато-белесыми ресницами, не все испанки имели пухлые губы, да и французы далеко не все были так уж надменны. Иногда все было с точностью до наоборот. Но почему-то он всегда угадывал, к какой национальности принадлежит тот или иной посетитель его бара. Наверное, у бармена было особое чутье, а точнее сказать – страсть. Страсть эта выражалась в том, что он любил встречать новых людей, изучать, находить сходство между ними. Вот и сейчас он хорошо разглядел синьору из тринадцатого номера, так что она этого даже не заметила. И по этим покатым плечам, по изящным рукам, по мягким чертам лица и голубым глазам он безошибочно определил, что она славянка. Возможно – русская. Русских здесь было много. Точнее он не мог сказать.

Ему было тридцать пять лет. Из них десять он проработал барменом. Он любил свою работу, потому что мимо него каждый день проходили новые люди, мелькали новые лица. Они все были непохожи друг на друга, но у всех у них было что-то общее: и в чертах лица, и в разговоре и в манерах – именно поэтому он легко определял, из какой страны приехал тот или иной человек. Он часто спрашивал себя, встретит ли когда-либо человека, который ни на кого не будет похож, в котором будет нечто настолько уникальное, что этот человек не просто пройдет мимо его стойки, а навсегда останется в его памяти.

И если бы в эту минуту бармену случилось бы увидеть со стороны, каким взглядом он провожает девушку из тринадцатого номера, он бы понял, что уже встретил такого человека.

Но девушка скрылась из виду, а бармен с задумчивым выражением на лице забрал со стойки бара стакан с недопитым коктейлем. Он так привык находить сходство в людях, что уже давно просто не верил, что встреча, которой он ждал, возможна. Он даже не догадывался, что упустил самый важный момент в своей жизни. А девушка из тринадцатого номера была сейчас для него всего лишь одна из тех, что изо дня в день проходят мимо его барной стойки. Очень скоро она навсегда исчезнет из его памяти.

***

«Воспоминание… Как часто судьба играет с людьми, дразня их воспоминаниями. Иногда – это воспоминание о том, чего никогда не было. Иногда – наоборот. Какое-то событие из жизни человека спряталось в самых дальних закоулках его памяти, но легкое эхо воспоминания терзает его ум, его сердце, а иногда – его душу. Воспоминания-миражи пугают одних – тех, что по природе своей боязливы и предпочитают жить, словно улитка в раковине. Они сами – всего лишь воспоминание на дне чьей-то памяти. Воспоминания-миражи пробуждают в других дух авантюры – в тех, что как кометы мчатся вперед на скорости света. Они – открыватели новых земель, путешественники. Они – люди дороги.

Запомни: тонкие пальцы ведьмы способны нащупать в памяти человека любое воспоминание и вырвать его с корнем. Но лишь воспоминание. Вырвать из человека длинную нить, которая тянется сквозь годы, – это сверхзадача даже для ведьмы. Намного проще посеять в памяти человека семена нового воспоминания. Каким будет это воспоминание, зависит от твоей цели и твоего умения. Но одно неизбежно: семена ведьмы всегда пускают корни и всегда дают всходы».

***

Фабио Росси открыл ворота и прошел по садовой дорожке к двухэтажному особняку. Этот дом на острове они с Франческой арендовали на неделю, чтобы отдохнуть вдвоем. Это была идея Франчески, которая жаловалась, что Фабио, начав вновь выступать в гонках Формулы-1, стал слишком мало уделять ей внимания. Фабио решил пойти ей навстречу, хотя из-за этого пришлось отказаться от рабочих тестов между гонками, уступив место в кокпите своего болида тестовому пилоту. А ведь он больше двух лет потратил на то, чтобы доказать всем и каждому, а главное – самому себе, что он может вернуться в Формулу-1, куда попадают единицы – лучшие. Сейчас ему не хотелось упускать ни единой возможности сесть за руль болида. Он хотел все делать сам. К сожалению, у Франчески на этот счет имелось свое мнение.

Фабио зашел в дом. Его встретила горничная – синьора Натта. Ей было лет пятьдесят, и она была достаточно крепкой и ловкой по хозяйству, чтобы уследить за двухэтажным особняком. Вот и все, что знал о ней Фабио. Нанимала ее Франческа.

– Синьор Фабио, я приготовила вам ужин, – сказала она, с первых же слов вызвав у Фабио удивление. Но следующие слова все прояснили: – Синьоре Франческе нужно было уехать в Неаполь. Насколько я поняла, что-то с ее матерью. Она оставила вам сообщение на автоответчике.

Когда синьора Натта ушла, Фабио подошел к телефону. Нажал нужную кнопку и услышал голос Франчески.