Ведьма по имени Ева

Вот тебе мое напутствие: когда несешься сквозь коридор ночных огней вдаль, слушай… Слушай, как звучит эта музыка. Это музыка колдовства».

***

Франческа сидела на террасе своего дома в удобном кресле и смотрела в вечернее небо. Вечерами часто она приходила сюда и чувствовала, что может сидеть так подолгу. Вот и сейчас: ей не хотелось вставать, не хотелось никуда идти, хотелось просто сидеть и смотреть, как на город опускаются сумерки.

С тех пор как Фабио прошел свой роковой этап и выжил, она часто находилась в таком отстраненном, тихом состоянии. Тот день она помнила очень плохо. Мама сказала, что нашла ее на полу спальни без сознания. Франческа не помнила, как упала в обморок. Но помнила, что когда пришла в себя, из телевизора в соседней комнате доносился голос, который радостно восклицал, что Фабио выиграл Гран-при Италии. Выжил. Победил. Все хорошо.

После этого известия она уснула. Потом врач сказал ей, что она переволновалась. В итоге – нервный срыв и упадок сил.

Зато теперь она была спокойна. Фабио говорил, что она иногда как неживая. Франческа старалась выглядеть веселее, шутить, но всегда через силу. Она и сама чувствовала, что изменилась. Что-то внутри нее изменилось. Но какая разница? Главное – он, Фабио, живой и рядом.

Он снова стал чемпионом. Франческа видела как знакомые и друзья восхищаются им. Она замечала, каким взглядом смотрит на своего отца Энцо. В его синих глазах и детской улыбке читалось, что он обожает отца, что он гордится им, что он хочет быть только таким, как папа.

Все это было хорошо. Франческа понимала это. Она была спокойна. Она была рада. Но почему-то она не была счастлива, как будто тот день… и дни до этого, которые она прожила в ожидании того, что случится самое плохое – не может не случиться, – опустошили ее. Она чувствовала, что у нее внутри не хватало чего-то важного. Но какая разница? Главное – Фабио рядом.

Франческа вдруг почувствовала, что озябла. Она обернулась и крикнула в дом:

– Мама, будь добра, принеси что-нибудь на плечи накинуть. Мне что-то стало прохладно.

– Да, милая, сейчас, – послышался голос матери.

Франческа продолжала отстраненно смотреть в сумерки. Ее лицо было тихим, черты – невыразительными, глаза – опустошенными.

Прошло секунд десять, прежде чем внутри нее начала подниматься волна. Сначала в этом ощущении не было ничего плохого. Она подумала:

«Какая глупость! Почему я зову маму? Я же у себя дома».

Она отругала себя за рассеянность и, вспомнив слова Фабио, мысленно согласилась с ним – она действительно как неживая. Так нельзя, ей богу.

Но волна не отступала. Наоборот, беспокойство внутри нее нарастало, подкатывая к горлу. Еще секунд через пять в ее глазах опустошение сменилось недоверием и боязнью, черты заострились. Мысли суетливо застучали в голове отбойным молотком.

Она дома. У себя дома. Но она слышала голос мамы. Только что. Нет, не может быть. Ей показалось.

Франческа медленно встала с кресла и неуверенной походкой пошла в дом. В комнате было светло и пусто. Франческа знала, что Фабио внизу, в автомастерской, вместе с Энцо, и в доме никого нет и быть не может. Но все равно позвала:

– Мама?

– Да, милая, я уже иду, – снова раздался голос матери, словно из соседней комнаты.