Падающий минарет

22
18
20
22
24
26
28
30

Теплов промолчал.

— Не хотите ли сигарету?

— Курю «Беломор», — сказал старший лейтенант. Иванов многозначительно посмотрел на Чернявского.

«Что им нужно?» — подумал Теплов, глядя на фотографии. Иванов водил пальцем по ободку какой-то узорчатой вазы и вспоминал о раскопках в районе Афросиаба.

«Все еще проверяют?»

Чернявский молча стоял за спиной. Теплов чувствовал на себе его пристальный взгляд. Неожиданно обернуться? Что скажут его глаза?.. Ребячество.

Иванов замолчал, перевернул еще несколько страниц. Чернявский все так же спокойно попыхивал сигаретой. Иногда он наклонялся, задерживал руку Иванова, внимательно рассматривал фотографию.

— А это что? А это?

Инженер коротко отвечал.

Посматривая на Семушкина, он думал, что в центре на этот раз не ошиблись, что Семушкин человек энергичный, а главное, умеет ждать — ни одним взглядом, ни одним жестом не выдал своего нетерпения. Да и глубокая проверка не дала ничего подозрительного. А то, что Семушкин сблизился с Каримом, даже хорошо... Сойдет за своего человека. Не в пример Чернявскому ведет себя сдержанно: вон как блеснул глазами, когда Чернявский понес чепуху!

Словно читая тайные мысли хозяина дома, Теплов понимающе улыбнулся.

«Иванов и Чернявский. Кажется, инженер уже на моей стороне. Чернявский не простит мне своего промаха. А что было делать?.. Нужно работать с инженером. По всему видать, Чернявский ему тоже не очень-то нравится: как-никак — конкурент. К тому же — фигура. Львиная доля достанется Чернявскому. Не-ет, Иванов не из смирненьких. Сидеть и ждать у моря погоды он не станет».

В другом конце комнаты Карим что-то рассказывал Гале — она шутливо грозила ему пальцем. Потом решительно взяла Карима за руку и потащила его в соседнюю комнату.

— Вот увидишь, вот увидишь, — быстро проговорила она, продолжая смеяться.

Чернявский снисходительно покачал головой — что поделаешь: молодость. Теперь он стоял у окна, скрестив руки на груди. Иванов недружелюбно скосил на него взгляд: на пальце Чернявского поблескивает платиновое кольцо с бриллиантом. Шикарная жизнь! А он, Иванов, уже столько лет ходит под постоянным страхом разоблачения. Чужое обличье, чужое имя. И люди вокруг чужие. Ради чего? Вот — у него колечко, дорогой костюм, золотая заколка в галстуке. А Иванов прячет деньги под полом, лишний раз боится сходить в ресторан...

Как темное облако наползали нелегкие воспоминания, теснили дыхание, давили грудь.

В двадцать первом году, когда ему было пять лет, отец, державший кондитерскую, прогорел. Через год, больная, исхудавшая, умерла мать.

Иванов и до сих пор помнит хмурое утро на Преображенском кладбище, гроб с телом матери на простой телеге, плачущего навзрыд пьяного отца. Потом отец исчез, уехал с какой-то цыганкой. Соседи приютили сироту, отдали его учиться. Вспоминается мрачное четырехэтажное здание на углу Греческого проспекта и Прудковского переулка. Иванов бегал оттуда в бесплатную столовую для детей, занимающихся в городских начальных училищах. Иногда ухитрялся пообедать и у соседей, но это случалось не очень часто. В конце концов он сбежал и от соседей, и из школы, связался с такими же, как он, беспризорными пацанами; во время облавы был пойман и водворен в колонию.

В колонии его приучили к мастерству, дали образование, направили в строительное училище. Однако мечтал Иванов не о честной жизни, а о собственном «деле»: крепко запали ему в сердце рассказы соседей о его богатом, но беспутном отце.

Нелегка была борьба за место под солнцем. Удачливые ровесники быстро шли в гору. Им все давалось без труда. Иванов ненавидел счастливчиков. И вот тогда-то созрело в нем твердое убеждение, что, деньги, только деньги правят миром, что без денег он обречен на серое, незаметное существование. И еще одну истину очень быстро усвоил юный выпускник строительного училища: честным трудом не разбогатеть.