— Запрет на слезы и эмоции у мальчиков в детстве провоцирует много проблем… — обескураженно пробормотала я строчки из полузабытой статьи. А потом до меня дошло: — В смысле цела?! Вы себе что тут вдвоем придумали?!
— А что должны были? — ворчливо отозвался Леша снизу, явно не собираясь вставать. — Мелкий, между прочим, минут десять стучал и звал тебя, а ты не отзывалась.
— И это, конечно же, значило, что я с собой что-то сделала. Вы что, того? — я выразительно покрутила пальцем у виска. — Я еще первое наказание за суицид не отбыла. Добавлять себе проблем сверху? Спасибо, не надо.
— Простите… — тихо сказал Тоша и бочком двинулся к лестнице.
В моей голове на бешеной скорости пронеслась цепочка: ребенок, получивший травму, так как видел смерть семьи, не смог меня дозваться и пришел к самому страшному и очевидному выводу.
— Стоять! — я торопливо цапнула его за воротник. — Ты идешь со мной. На кухню.
Тоша замер и уставился на меня зелеными глазищами.
— Зачем?..
— Отвар тетушки пить.
— Но я уже пил…
— Я тоже пила, но мне надо еще. И тебе тоже надо, — с нажимом произнесла я и буквально поволокла мелкого за собой.
Благо Тоша сопротивляться и не думал.
Спустя некоторое время, когда я уже не хотела убить Орлова особо жестоким способом, а мелкий не порывался утопиться в собственных сожалениях, мы дружно сели прямо на пороге дома. И некоторое время попросту молча пялились на полосу леса на горизонте.
— Я переборщил, — первым нарушил тишину Леша.
— Угу, — кивнула я, не глядя на него.
Лес был густой и казался почти черным. Контраст с ярко-зеленым полем, которое раскинулось перед ним, был потрясающим.
— Я не должен был заходить так далеко.
— Угу.
— Если хочешь, я признаю, что моя жизнь тоже похожа…
— Не хочу, — насмешливо глянула я на него. — Моя жизнь реальна для меня. Твоя — для тебя. Все. На этом разговор заканчиваем. Насовсем, — с нажимом произнесла я.