В следующий понедельник офицер службы безопасности, проверявший на рентгеновском аппарате почту в апелляционном суде одиннадцатого округа в Атланте (где работал и судья Ванс), заметил другую бомбу. В ходе героической операции власти эвакуировали здание, вывезли бомбу из центра города и обезвредили ее без ущерба для кого-либо. Я сказал героической, потому что, вместо того чтобы взорвать бомбу в специальной камере в департаменте полиции Атланты, техники из ФБР, полиции и АТФ пошли на серьезные усилия – и еще более серьезный личный риск – и разобрали устройство, чтобы использовать как улику. Лаборатория может много выяснить по обломкам, но еще больше – по самому «произведению искусства» в его исходной форме.
Вечером того же дня чернокожий адвокат и городской олдермен Роберт Робинсон открывал свою почту в офисе в Саванне. Он не знал, что в пакете, обернутом в коричневую бумагу с черно-белой наклейкой, где был аккуратными печатными буквами выписан адрес, и с маркой, изображающей американский флаг над национальным парком Йосемити, и еще в двух посылках, лежащих рядом, окажутся смертоносные взрывные устройства. Прогремел взрыв; сорокаоднолетний судья рухнул на колени перед обломками того, что недавно было рабочим столом из вишневого дерева. Стены вокруг него были утыканы гвоздями и забросаны ошметками плоти.
Чтобы узнать художника, изучи его искусство. В случае бомбистов эта концепция имеет буквальное значение. Способ, которым сконструирована бомба, и которым она подброшена, указывает нам на личность бомбиста.
Доктор Эмерсон Браун, офтальмолог, кабинет которого находился по соседству, прибежал к Робинсону, как только услышал взрыв; хоть он и служил в армии и обучался неотложной помощи на поле боя, картина его потрясла: кровь хлестала у Робинсона из остатков левой руки, оторванной выше локтя, и из левой кисти, которая свисала с предплечья на лоскутке кожи. Грудь справа ему разорвало, а в бедре была дыра, в которую воткнулся осколок бомбы. Часть ошметков на стенах явно содержала волосы Робинсона и осколки костей.
При этом Робинсон не только был жив, но еще и пытался бороться, хоть и на примитивном уровне; пока его везли в госпиталь, он, не умолкая, кричал. Его доставили в отделение неотложной хирургии в сопровождении спецагента ФБР Фрэнка Беннетта, который должен был проследить за сохранностью улик: от фрагментов шрапнели, которые удалили при операции, до обрывков одежды с оторванной руки и, к сожалению, всего тела жертвы. Робинсон скончался около 20:30, спустя три с половиной часа после взрыва.
В тот же день еще одну трагедию предупредила серия совпадений, из-за которых потенциальная жертва не смогла распечатать свою почту. Пакет доставили в офис Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения, где шестидесятичетырехлетний президент местного отделения Уилли Дэннис открыла бы его, не вмешайся в дело судьба. После пресс-конференции у нее сломалась машина, возникли проблемы с эвакуатором, и она не смогла вовремя вернулся в офис. Прежде чем она пришла на следующий день на работу, близкий друг и тоже член ассоциации позвонил ее предупредить. Он видел в новостях сообщения о других бомбах; ради своей безопасности Дэннис обратилась в офис шерифа.
Их сапер, Джон Шеддан, запросил в АТФ в Атланте описание бомб. То, что ему сообщили, убедило его, что речь идет как раз о такой – еще не обезвреженной. Благодаря бомбе, поступившей из здания суда Одиннадцатого округа, он знал, с чем имеет дело, хоть это и не облегчало ему задачу обезвреживания той, что оказалась в его руках.
Ему удалось без происшествий разобрать устройство, которое походило на предыдущие не только внешне: в его внутреннем устройстве присутствовали все сигнатуры человека, который их собирал. Все это были трубчатые бомбы, но отличные от тех, которые следователям приходилось когда-либо видеть. Прежде всего НС тщательно закрепил гвозди на трубке с помощью резинок, постаравшись сделать так, чтобы шрапнель причинила максимум ущерба. Этот «художник» приложил усилие и для повышения взрывной силы своей бомбы. Традиционно трубчатые бомбы выглядят именно так, как предполагает их название – это трубки, начиненные взрывчатой смесью и запечатанные с обоих концов стандартными заворачивающимися пробками. В данном случае они закрывались металлическими пластинами, приваренными к трубке. Кроме того, в отверстия пластин был вставлен металлический штырь с резьбой. Эти небольшие усовершенствования в дизайне обычному человеку кажутся незначительными, однако они укрепляли корпус бомбы и на миллисекунды оттягивали возникновение взрыва, отчего он произвел бы еще более разрушительный эффект и точно убил бы человека, открывшего посылку.
Одновременно и процесс создания бомбы становился более рискованным. Прояви ее конструктор хоть малейшую неосторожность, и она взорвалась бы – и он сам мог оказаться в списке жертв, в зависимости от того, какие улики нашли бы поблизости.
В данном случае, говоря о сигнатурах, мы имеем в виду особенности, которые не связаны напрямую с совершением преступления, но дают преступнику эмоциональное удовлетворение. Здесь это тщательно закрепленные гвозди, штырь с нарезкой и заваренные крышки трубчатых бомб. Устройства были бы смертельными и без них, но он хотел действовать наверняка и многое нам сообщил о степени своего гнева, разочарования и ненависти. Он не хотел кого-то напугать и сделать политическое заявление. Он не хотел причинить ущерб. Он хотел убить, или, по крайней мере, искалечить своих жертв.
Я упоминал о том, что
В 1972 году молодая женщина по имени Хейзел Муди получила тяжелые ранения, когда открыла посылку, найденную у себя в доме. Она была адресована продавцу, у которого они с мужем купили свой автомобиль и уже почти расплатились за него, но она решила, что внутри – детали для модели аэроплана, которую ее муж собирал. Однако там оказалось взрывное устройство. От взрыва, мгновенно сжегшего ей волосы, у Хейзел остались ожоги первой и второй степени на лице, шее и левой руке. Левый глаз сильно пострадал, правая рука была искалечена. Врачам понадобилось немало времени и сноровки, чтобы очистить ее глаза от пороха. Муж Хейзел, Уолтер Лерой Муди-младший, или Рой, был признан виновным и приговорен к пяти годам тюрьмы. Хотя он вышел на свободу почти десять лет назад, Муди продолжал подавать апелляции по своему делу. В последний раз его жалобу отклонили в июне 1989-го – в апелляционном суде одиннадцатого округа.
Теперь, в 1989-м, многие в Джорджии были уверены, что главный подозреваемый – Муди, или человек, который провел с ним значительное время в тюрьме и перенял его технику. Однако последний вариант был маловероятен: для создания бомб требовались особые навыки, большое мастерство и знание химии и инженерии, так что его технику было бы крайне тяжело повторить.
Именно по этой причине большинство саперов и профайлеров не согласились с предыдущей, неверной, но популярной версией данного дела. В августе, за четыре месяца до нынешних атак, в посылке, пришедшей в Юго-Восточный региональный офис Ассоциации в Атланте взорвалась граната со слезоточивым газом. Проследить происхождение устройства не удалось – там не осталось ни ДНК, ни отпечатков пальцев, как и на позднейших бомбах, хотя эта не была смертельной – и следователям казалось, что это могла быть «разминка» преступника, совершенствующего свою технику и проводящего испытания, используя борцов за права чернокожего населения в качестве мишени.
Примерно в это же время на телеканалы в разных городах, от Филадельфии в Пенсильвании, до Сент-Пола в Миннесоте, Литтл-Рок в Арканзасе и Атланты, стали поступать копии одного и того же странного письма. Оно было озаглавлено «Объявление войны», но выглядело как вызов не столько Ассоциации (может быть, случайное совпадение?), сколько апелляционному суду одиннадцатого округа и американской общественности как козлу отпущения. Автор возмущался несправедливостью и «неспособностью суда выносить справедливые и беспристрастные решения… из-за предрассудков и ошибочного убеждения в том, что его жертвы не сумеют отомстить». Автор письма как раз это и собирался сделать – угрожал совершать атаки ядовитым газом в общественных местах, «пока террор не заставит суд признать [
Никаких атак с применением газа, к счастью, не последовало, однако правоохранительные органы в Вашингтоне обратили внимание на виктимологию и решили вплотную заняться Ку-клукс-кланом и другими белыми группировками. На тот момент мишенями стали два офиса Ассоциации, судья по гражданским делам (хоть и не особенно громким) и чернокожий адвокат, сотрудничавший с Ассоциацией. Складывалось впечатление, что мы имеем дело с преступником, ненавидящим чернокожих.
В любых громких делах – особенно тех, над которыми совместно работают разные ведомства, – могут возникать соперничающие версии, которые осложняют расследование, и этот случай не стал исключением. В пользу версии с белыми группировками говорили письма от бомбиста, в том числе то, которое было обнаружено в посылке с благополучно обезвреженной бомбой в Джексонвилле, и то, которое получила знаменитая тележурналистка в Атланте. Отправитель заявлял, что входит в объединение американцы за справедливую федеральную юридическую систему», которое неоднократно высказывалось против текущего положения дел в судах и работы в них чернокожих. Последних даже предупреждали: «Если хотите остаться в живых, то должны предпринять все необходимое, чтобы черные мужчины не насиловали белых женщин». В письме к телеведущей расистский подтекст был особенно очевиден: там упоминалось о громком деле об изнасиловании и убийстве белой женщины группой чернокожих. Автор письма требовал, чтобы ведущая озвучила в эфире те фрагменты письма, где группа объясняла, почему возмущена судебным процессом – либо ей грозит смерть.
Имелось несколько причин, по которым это не убедило нас в правдоподобности версии с белой группировкой, вроде бы лежащей на поверхности. Прежде всего чернокожие преступники в деле с изнасилованием и убийством, которое упоминалось в письме, были изобличены и арестованы уже после взрыва гранаты со слезоточивым газом в офисе Ассоциации в Атланте. Кроме того, как в большинстве случаев с вымогательством и угрозами, при получении подобных коммюнике надо заменять «мы» на «я». Такие преступники не из тех ребят, у которых в дневнике в начальной школе учительница пишет «хорошо общается с остальными». В большинстве случаев это одиночки. И даже если группа полных ненависти и красноречивых одиночек умудряется собраться вместе, то они просто расточают красивые фразы, но не приводят их в действие. Эксперты по белым группировкам вроде Ку-клукс-клана в тех городах, где произошли взрывы, утверждали, что эти организации недостаточно сплоченные и не обладают ресурсами для того, чтобы совершить такого рода преступление. К тому же кто-нибудь уже обязательно бы о них проболтался. А в нашем случае никто не бил себя в грудь и не делился смачными подробностями своих «подвигов». Скорее всего, тут действовал один человек, затаивший злобу на судебную систему, и использовавший расовую ненависть в качестве дымовой завесы, чтобы мы его не узнали, а заодно для оправдания своих действий и привлечения общественности на свою сторону.
Я считал, что нам важно не сбрасывать никакие версии со счетов, вне зависимости от того, действовала тут белая группировка или нет. Я столько раз видел, как расследование сходит с нужного пути, аресты и вынесения приговоров откладываются, следующие преступления не предупреждаются только из-за того, что у следователей слишком рано сформировалось «туннельное зрение». Как вы помните, поначалу в расследовании дела убийцы детей из Атланты подозреваемым был белый парень из группы вроде Ку-клукс-клана.
Поэтому я отправил Билла Хэгмайера в Атланту для консультаций и поддержания связи. Время от времени он наезжал в Куантико или звонил нам, чтобы посовещаться – не только с моим персоналом, но и с людьми из программ по бомбистам и отравителям. Я был очень признателен Дэйву Айкову и Гасу Гэри за их участие. Гас также встречался с одним из местных следователей.
ebooksa