Дом на Сиреневой улице,

Константин чудом выжил, потеряв в том бою очень многое: лучшего друга, свою боевую машину, своё лицо и… желание жить. Чувствовал себя беспомощным калекой, неспособным самостоятельно себя обслуживать. Не мог смотреть на своё, покрытое бинтами, тело. Отдельно переживал за свою любимую мотолыгу, которая приняла на себя основной удар и восстановлению не подлежала. А он помнил, как получил этот «многоцелевой транспортёр-тягач лёгкий бронированный»! Как с любовью его чинил. Контузия лишила его эмоций, огонь сожрал его лицо, война забрала любимое дело. Полная беспомощность и нежелание жить.

Спас командир взвода. Пришёл в госпиталь, поддержал, дал надежду. И Костя воспрял духом. Лицо восстановили, пересадив кожу. Сила воли позволила встать. Командир использовал все рычаги, чтобы Костя «остался в строю». И пусть он уже не годен к боевой службе, но в военном институте все ценили и любили «человека в чёрном», прощая его непонятные для других слабости, поскольку на свете не так много людей, так искренне отдававшихся своему делу.

После ранения он многое не чувствовал ― жару, холод, эмоции, но ощущал любовь и поддержку своих курсантов и бывших соратников. Кто-то ушёл «на гражданку», кто-то получил большой чин. Но их взвод остался «боевой единицей», по первому зову приходя на помощь поредевшему, повзрослевшему, но по-прежнему дружному личному составу.

Только посвящать в свои тайны посторонних Константин не собирался.

Таракан

Татьяна Нескоромная

Аглая Григорьевна Самоцветова вышла вечером на кухню глотнуть воды. Её пятый муж, Семён Аркадьевич Самоваров, уже выходил из ванной, когда их двухкомнатную квартиру на Сиреневой заполнил душераздирающий женский крик. Неведомая сила подтолкнула Семёна Аркадьевича, словно пробку из-под шампанского, и забросила на кухню, где на табурете, поджав белые полные ноги, сидела Аглая Григорьевна и тыкала пальцем в направлении пола.

– Там, там, там… – заикалась женщина, не в силах произнести ни слова.

– Рыбка моя, что случилось, почему ты кричала? – Семён Аркадьевич подошёл к жене и обнял за покатые плечи.

– Там, – она шмыгнула носом, сделала большие глаза и по слогам прошептала, – та-ра-кан!

– Да не может быть! – простодушно заявил Семён Аркадьевич и осёкся, заметив, как, словно в замедленной съёмке, начинают прищуриваться глаза Аглаи Григорьевны.

– Ты. Мне. Не веришь? – женщина уперла в бока сдобные, как булочки, руки. – Права была мама, когда говорила: «Не выходи, доченька, замуж в пятый раз, муж все равно не будет тебе верить, особенно в то, что он последний».

– Что ты, пташечка моя, я верю, верю! – поспешно согласился Семён Аркадьевич и погладил жену по новомодной стрижке.

– Сёма, – Аглая Григорьевна топнула ногой, но тут же поджала её обратно, – мы должны обязательно в этом разобраться!

– В чём, Аглаюшка?

– Откуда у нас взялись тараканы! Сёма, ты каждый день моешь пол? – уставилась на мужа Аглая Григорьевна.

– Конечно! – бодро отозвался Семён Аркадьевич. – Два раза: утром и вечером.

– И крошки со стола каждый раз вытираешь?

– Ага. Каждый раз.

– Значит, он пришёл от соседей! Сёма, ты сейчас же должен пойти туда и узнать, не бегают ли их тараканы к нам.