Время России. Святые века страны

22
18
20
22
24
26
28
30

Поругивал русских за мотовство дипломат и купец Рафаэль Барберини. Голландский торговец Исаак Масса, описывая двор и поведение Иоанна Васильевича, замечал:

«Мне надлежало бы немного рассказать об его ужасной тирании, но это не относится к предмету предлагаемого сочинения, и об этом много раз помянуто во всех историях, и посему здесь неуместно; к тому же говорят о нем столь различно, что писать о сем совершенно правдиво невозможно».

Книга француза Якова Маржерета о России выйдет в начале будущего, XVII, века и сразу станет бестселлером. Маржерет, который когда-то служил шведскому королю, много раз бывал в России, служил при Борисе Годунове, возглавлял конный отряд иноземцев, но в битвах Смутного времени перешел на сторону Лжедмитрия и даже входил в число его личных охранников, искренне считая его сыном Ивана Грозного. О «российском» периоде своей жизни он написал книгу «Estat de l’Empire de Russie et Grand Duch de Moscovie» («Состояние Российской державы и Великого княжества Московского») – и неоднократно упомянул там русскую лень и пьянство. При этом он изображал русских более честными, чем поляков, считал их более стойкими в бою, чем немцы. Он полагал, что особенно же неоценимы русские в осадах, здесь с ними никто не сравнится:

«Они могут жить в крепости сколько угодно, если у них есть вода, мука и водка, а немцы так не могут и сдают даже сильные крепости».

Всмотримся в два самых устойчивых и неумирающих мифа о нашей стране.

Миф о русском рабстве

«Московия выросла в московской рабской шубе», – заявил Карл Маркс и втянул нашу страну в подлинное послереволюционное рабство своим учением о свободах. Но и его мы через несколько поколений перемололи и выплюнули вместе с неблизкой нам властью и системой ценностей, как перемалывали и сносили чуждое нам много раз за нашу историю.

Рабство и любая несвобода первой убивают возможность творить. Мы созданы Богом по Его образу и подобию именно творцами, а творить можно только в свободе. И как-то совершенно не укладываются в голове два факта: с одной стороны, построенная великая держава, величайшая страна на планете, самая устойчивая исторически, примиряющая огромный и разнообразный евразийский регион, создавшая великую тончайшую культуру, ставшая загадкой для всего остального мира, а с другой – это определение «рабы». Как-то не срастается: величие построили рабы?

Откуда вообще пошли эти рассуждения об укоренившемся рабстве в самом русском характере? Что ими объясняли? Может быть, нашу способность мгновенно группироваться вокруг власти в минуты кризисов? А может быть, особый, не понятый многими до конца общинный уклад жизни, при котором крестьяне делили землю и все остальное поровну, становясь как бы большой семьей? Или воспитанную религией способность к самоограничению, сориентированность не на земное, временное, а на вечное, нематериальное? Или в принципе воспринятое нами евангельское отношение к власти:

«…ибо начальник есть Божий слуга тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч» (Рим. 13:4).

Только ведь и всякий раз, когда мы видели, что «начальник» – совсем не «Божий слуга», мы поднимались и сметали его. Что в монгольское иго, когда бунты против баскаков, сборщиков податей для иноземцев, были регулярными; что в Смутное время XVII века, когда мы просто поднялись, ополчились и вымели из Кремля оккупантов, что с коммунистической идеологией, которую мы просто изжили.

Может быть, за рабство принималось то, что имел в виду один из лидеров славянофилов писатель Константин Аксаков, который в работе «О внутреннем состоянии России» (1855) утверждал, что русские – это «негосударственный народ», в том смысле, что мы не ищем участия в управлении, не хотим «государствовать», наше народное сознание отдает государственные дела в руки власти. И очень часто именно эта часть нашего мировоззрения на Западе понималась как «нецивилизованность» и отсутствие «политической культуры». На самом деле это просто своя «политическая культура», выросшая из общины с ее духом свободы и взаимопомощи, из войн, во время которых крепло понимание, что Россия без единоличной власти просто падет, из нашей географии и климата. И более всего из учения Христа, которое стоит на призыве искать Царства Небесного, а не Земного.

Миф о русском рабстве надуман и сложен из поверхностного знания и из нашего крепостного права со всеми его несправедливостями. Оно как раз установится в конце этого, XVI, века, чтобы таким образом содержать дворянское войско – главную военную силу государства, без которой его бы просто уничтожили враги. Великий русский историк С. М. Соловьев видел в крепостном праве «вопль отчаяния государства, находящегося в безвыходном экономическом положении». Но про русское крепостное право надо понять несколько вещей:

1. Крепостное право в России установилось тогда, когда Европа большей частью через этот период уже прошла.

Так, в Англии крепостное право установилось в VII в. и закончилось для большинства населения к XIV в., хотя небольшая часть крестьян была зависима еще до середины XVII в. В большинстве стран Центральной и Восточной Европы, в том числе и в России, в это время большинство крестьян были свободными. Все страны Запада (кроме Норвегии и Швеции) прошли долгий период крепостного права.

2. Продлилось наше крепостное право меньше, чем длились периоды рабства по миру. Немногим больше 2,5 столетия – это не более четвертой части истории дореволюционной страны.

3. Крепостными были далеко не все крестьяне – едва ли половина или чуть более того. Были в России целые провинции, по своей территории превосходившие отдельные европейские государства, где крепостного права не было вообще, – Поморье, Сибирь.

4. Наше крепостное право выглядело либеральнее прочих европейских рабств.

В крестьянских общинах сохранялись остатки самоуправления. Крепостные оставались владельцами своей земельной доли в общине, обладали личным имуществом, участком, домом, инвентарем, скотиной, имели деньги. Барщина была посильна даже при Екатерине, тем более после указа Павла I о трех днях барщины. У крепостных были права. В отличие от многих государств Европы (например, Польши, где убийство крепостного вообще не считалось государственным преступлением и подлежало только церковному наказанию) законы России защищали жизнь и имущество крестьян от помещиков. Убийство крепостного рассматривалось как тяжкое уголовное преступление. Суды над помещиками по жалобам крепостных были нормой.

5. Нищими крепостные не были. Вот слова Пушкина: