Картина Сурикова «Утро стрелецкой казни» – мистическая. Кто-то верно сказал, что здесь встречаются друг с другом две России: уходящая и будущая, новая. 1 марта 1881 года, когда произошел еще один слом в нашей истории, расколовший ее на «до» и «после», – убийство императора Александра II, на выставке передвижников должна была демонстрироваться именно эта картина.
На этом полотне встречаются два наполненных какой-то одержимостью взгляда: глаза раскольника перед казнью – и глаза Петра. Мог ли любить новый молодой царь такую «святую Русь»? С этой одержимостью Петр развернул страну прочь от традиций предков и, по слову Пушкина, поднял Россию «на дыбы».
Петр меняет в стране время
Россия выходила из этого «бунташного» века, казалось, с прививкой от поклонения всему западному, со сформулированной национальной идеей, с новым самосознанием.
Ненадолго. Катастрофа раскола снова сбила с пути. Петр осознал потребность в жесткой, стремительной модернизации. И хотя окно в Европу уже было давно и до него прорублено, и флот строился до Петра, новый амбициозный царь решился одномоментно порвать с ненавистным ему прошлым. В далекую духовно, рационалистическую, уже довольно антицерковную протестантскую северную Европу и поведет страну царь.
Запад в России стал утверждаться с энергией недавних «книжных справ», как-то надрывно и законодательно: 29 августа 1699 года вышел указ сбрить бороды и носить французское платье! В этом же году было установлено праздновать Новый год с января. На европейский манер в России вводится и новый календарь с летоисчислением от Рождества Христова!
Главные часы страны на Спасской башне стали и главным символом начавшихся преобразований. Прежде куранты выглядели так: циферблат был поделен на 17 равных частей. Дело в том, что русские часы делили сутки на часы дневные и часы ночные, следя за восхождением и течением солнца так, что в минуту восхождения на русских часах бил первый час дня, а при закате – первый час ночи, поэтому почти каждые две недели количество часов денных, а также и ночных, постепенно изменялось. Это было пусть не столь просто и рационально, как в Европе, но по таким часам мы жили в большей гармонии с природой.
Один иностранный врач на русской службе ехидничал:
Но теперь все изменится. Наступают новые времена – точнее, в Россию приходит новое время. Петр на 30 подводах привозит из Голландии циферблат с двенадцатью цифрами. Время становится европейским.
Последний Патриарх Святой Руси
Последний дореволюционный Патриарх Адриан правил Церковью десять лет, с 1690 по 1700 год. Могила его – в Успенском соборе.
С Петром Патриарх не ладил. Поссорились они, когда Святейший отказался постричь в монахини жену царя – Евдокию. А когда глава Церкви заступился за приговоренных к казни стрельцов, царь публично оскорбил его.
Различия в представлениях о пути России у Патриарха и царя были очевидны. Адриан, например, грозил сурово наказывать всех, кто курил табак, брил бороду и носил немецкую одежду. Петр же вводил это законодательно.
Другие, полезные, начинания царя – строительство флота, военные и социально-экономические преобразования – Патриарх поддерживал.
В феврале 1696 года Патриарха парализовало – есть в этом какой-то символ всего того, что произошло с Россией – с прежней Россией, с Церковью. Ее всю тогда парализовало.
Через четыре года Святейший умер. Петр решил на этот пост никого больше не назначать. Учредил Священный синод – что-то вроде министерства по церковным делам. То есть фактически Петр сам, как царь, возглавил Церковь. Конечно, это тоже была западная идея – похоже на то, как у англичан, но с русским своеобразием. Синод – то есть коллективное руководство Церковью, что вообще-то в нарушение канонов и правил святых апостолов – стал только русским экспериментом. Чем он закончился? Революцией 1917 года.
Он закончится тем, что спустя пару веков «народ-богоносец» пойдет сам уничтожать свои собственные святыни. Это станет возможным потому, что задавленная государством Церковь – станет восприниматься народом как государственное учреждение, что надрывало и коверкало саму свободную природу Церкви.
Церковь-«министерство» не переставала при этом хранить благодать, менять людей, рождать святых и нового человека, но с годами она все менее и менее вызывала доверие, потому доверие утрачивало государство, аппаратом которого считалась Церковь. И на смену живому общению с Богом пришли исполнения правил и «ежегодные справки о причастии». Живая вера становилась мертвой и формальной – вот итог петровского решения подчинить Церковь себе.
Вероятно, не обладая религиозной чуткостью и не представляя, возможно, какие последствия у этого могут быть, царь заложил мину в будущее России. Лишившись живой свободной Церкви, страна рубила сук, на котором сидит: перекрывала источник созидательной благодатной энергии, которая в свое время и создала Россию, мобилизовывая народ на ревностное служение Земному Отечеству как образу Небесного.