– Если бы приказ так и не передали в Рим, а Альвизе перевели в другую должностную категорию, никакого перерыва в выплатах не было бы.
– Если бы его перевели? – Брунетти сохранил сослагательное наклонение, к которому так часто прибегали в разговоре между собой эти две дамы – комиссар Гриффони и синьорина Элеттра. – В другую должностную категорию?
Клаудиа вскинула брови и обе руки, словно подчеркивая безграничное количество смыслов этой фразы.
Брунетти всмотрелся в ее лицо. Сильно ли оно изменилось с тех пор, как Клаудиа и синьорина Элеттра подружились? И это едва уловимое лукавство во взгляде, раньше он его не замечал…
Вопрос сам сорвался с его губ:
– Это она все сделала?
– Да.
– А что сказали ему? – поинтересовался Брунетти.
– Что, пока идет разбирательство, его переведут на другую работу. – Клаудиа отвела взгляд, но ее смущение длилось недолго. – Сейчас Альвизе помогает в архиве.
– Как именно?
– По мере своих возможностей, – последовал короткий ответ.
Брунетти посмотрел на дома на другой стороне канала. Ставни на окнах самого большого здания выгорели на солнце, некоторые из них скособочились. Водосточная труба была плохо закреплена, и на фасаде темнели следы от дождевой воды.
– Сможешь сказать Альвизе, чтобы он отправлялся в больницу и несколько раз в день проверял, как там пострадавшая? – спросил комиссар. – Разумеется, он должен быть в штатском. Ему это понравится.
Вот, сам не заметишь, как станешь соучастником!
– А когда синьорину Сантелло выпишут? – поинтересовалась Гриффони. – Что тогда?
– Если она останется в городе, пусть он все равно за ней присматривает, – сказал Брунетти.
Конечно, это не бог весть что. Помощь Альвизе – не бог весть что. Но все-таки хоть что-то.
Комиссар зашагал вниз по набережной, к квестуре.
Клаудиа поспешила за ним.
– Послушать бы, как она поет!