Кража в Венеции

22
18
20
22
24
26
28
30

– Он сидел там, в соседней комнате, – вставил второй криминалист, передвигая штатив с камерой чуть левее.

– С чего вы взяли?

Защелкал фотоаппарат. Брунетти, который уже успел привыкнуть к вспышке, не потрудился прикрыть глаза. Сдвигая камеру дальше влево, криминалист предложил:

– Посмотрите сами, комиссарио! – И указал на дверь слева от себя. – Вы поймете, что я имею в виду.

Брунетти подошел к двери и заглянул в комнату, с любопытством ожидая, что за историю она ему расскажет. В углу – кресло с темно-зеленой вельветовой обивкой, позади него – торшер с белым стеклянным абажуром. Рядом – круглый стол и стоящая на нем небольшая лампа. Оба светильника были включены, а возле настольной лампы переплетом вверх лежала книга, как если бы тот, кто ее читал, ненадолго отвлекся и отложил томик, чтобы ответить на телефонный звонок или открыть входную дверь. Позади кресла виднелся большой книжный шкаф; его полки были забиты книгами.

Благодаря какому-то акустическому трюку до Брунетти донеслись мужские голоса; беседовали Вианелло и Боккезе. «Вы снимаете отпечатки в каждой комнате?» – спросил инспектор. «Естественно!» – ответил криминалист, но потом говорившие, должно быть, переместились, потому что звук их голосов стал приглушенным, нечетким.

Брунетти вернулся в первую комнату и в дверях встретил дотторе Риццарди, патологоанатома. Они обменялись негромкими приветствиями. Брунетти отметил про себя, что с момента их предыдущей встречи у высокого худощавого патологоанатома прибавилось седины. Риццарди посмотрел на комиссара, но внимание дотторе тут же привлекла разрушенная оболочка, некогда удерживавшая в себе жизнь синьора Франчини.

Риццарди уже успел надеть полиэтиленовые бахилы и как раз натягивал перчатку на левую руку. Потом он подошел к трупу, постоял над ним некоторое время, и Брунетти подумал, уж не молится ли дотторе за душу усопшего, а может, желает ей благополучного путешествия в иной мир, но тут комиссар вспомнил слова самого Риццарди о том, что он не верит в загробную жизнь – слишком многое довелось ему увидеть в этой.

Патологоанатом встал на одно колено, чтобы рассмотреть труп поближе. Взял мертвого мужчину за запястье и, пунктуальный до абсурда, проверил пульс. Брунетти на мгновение отвел глаза, а когда снова посмотрел на Риццарди, тот уже склонился над телом и осторожно стягивал его на пол. Патологоанатом попытался разогнуть колено покойника, но оно не поддалось.

Риццарди встал и, не разгибая спины, передвинулся к голове покойного. Снова опустился на колени, чтобы осмотреть затылок, для удобства чуть поворачивая его из стороны в сторону. После чего подошел к Брунетти.

– Как это случилось? – спросил тот.

– Множественные повреждения. Его бил кто-то в тяжелых ботинках или сапогах.

– По голове? – спросил комиссар.

– Да. От этого он и умер. Еще – по лицу. Правая щека стесана чуть ли не до кости, и как минимум четыре зуба сломано. Но причиной смерти стали удары по затылку, их было несколько. – Риццарди обернулся и указал на место преступления. – Он пытался подняться – только Богу известно, откуда он взял на это силы! – но не смог. Или тот, другой, стянул его вниз.

– Но он ведь был уже старик… – пробормотал Брунетти.

– Пожилые люди – идеальные жертвы, – сказал патологоанатом, стягивая перчатки. Он аккуратно сложил их, сунул в прозрачный пакет, в котором они были изначально, и спрятал в карман. – Они слабые и не могут обороняться.

– У нас принято уважать старость, – сказал Брунетти. – Но есть иной сорт людей. Они… другие.

Риццарди посмотрел на него.

– Знаешь, Гвидо, временами мне не верится, что ты занимаешься тем, чем занимаешься.

Брунетти вспомнилось уважительное, едва ли не благоговейное отношение самого Риццарди к покойникам, которых его вызывали освидетельствовать, однако промолчал.