— Серьёзно, мне сейчас хочется тебя послать к чёрту.
— И я тебя не виню.
— Для Стрэнка и Уайт[46] нет места в этом гараже.
— Стрэнка и кого? — он махнул рукой. — Подожди, я знаю. Это из подсказки к кроссворду в «Нью-Йорк Таймз» на прошлой неделе.
— В четверг.
— Да, тот выпуск. — Он улыбнулся. — Ты тоже его решала?
— Я всегда прокастинирую по четвергам. Мне сложно себя преодолеть.
— Мне приходится решать их карандашом. Мои кузены делают это ручкой, а это ужас как неудобно. Каждое утро нам доставляют двенадцать газет, потому что только так можно провести Первую Трапезу, не поубивав друг друга.
Она вскинула брови.
— Ты живёшь с дюжиной родственников?
— Мы не кровные родственники.
— Значит, это что-то вроде мафиозной семьи?
— Нет.
Она сосредоточила взгляд на его горле. Линия бледнела также быстро, как и следы от ожогов, и, наблюдая, как Бальтазар исцеляется, в её голове мелькнула мысль, что он отличался от неё, и не потому, что был мужчиной.
Или… очень мускулистым.
А потом Эрика заговорила, удивив саму себя:
— Я никогда так не боялась в жизни, не считая ночи на двадцать четвёртое июля четырнадцать лет назад.
— Боже, Эрика, мне очень жаль…
Когда он потянулся к её руке, она отодвинула её в сторону.
— Ты должен перестать жалеть меня. Вместо этого ты должен сделать то, ну, что должен… — она указала на свою макушку. — А потом отправить меня домой. Я как-нибудь разберусь, видит Бог, до этого справлялась. К тому же, если одна из тех теней придёт за мной? — Эрика покачала головой. — Мне крышка, и неважно, знаю я о них или нет.