Воскрешенный любовник

С другой стороны, когда ты имеешь возможность создавать свое тело по собственному желанию, можно не опасаться застоя воды в организме.

И месячных у нее не будет.

Этот гребанный ублюдок Бальтазар. Глупый изменщик.

И пронырливый в придачу: прятал на задворках сознания человеческую женщину, намеренно держа себя в состоянии бодрствования.

Не имея возможности добраться до него в течение двух дней, она испытала восторг, когда он, наконец, провалился в сон возле сгоревшего дома в пригороде. Нужно было лишь дождаться, когда сознание отступит, и Девина мгновенно воспользовалась шансом снова завладеть им.

Что бы ни говорили об этом вампире, но, блин, между ног у него волшебная палочка, воистину.

Но как только Девина наложила на него свои руки, в прямом смысле, то получила отвратительный сюрприз от его памяти, словно Бальтазар был псом, оставившим кучу дерьма на ковре в ее гостиной. Его мысли занимала женщина, человеческая женщина со среднестатистическим лицом и в костюме из «T.J. Maxx»[10].

Невероятно. Хотя Девина была самой горячей цыпочкой столетия, очередной идиот с членом смотрел в другую сторону вместо того, чтобы валяться у нее в ногах.

И ее бросают не в первый раз. Джим Херон, ее единственная настоящая любовь, отверг ее… выбрал девственницу с постной рожей, прости Господи. Потом Бутч, Брат Черного Кинжала, также прошел мимо, будучи женатым. Состоя в паре. Неважно.

Да, в море было полно рыбы, но что до остальных людей в Колдвелле? Они для нее — легкая мишень, и потому не могли заинтересовать ничем кроме мимолетного оргазма.

Ну, может, еще убийства — если она заскучает и захочет развлечься.

Ну, еще она готовила чудесные блюда из сердец.

— Толку как от козла молока.

Когда ее гнев — хотя она и в обычную ночь заводилась с пол-оборота — начал закипать, Девина прошлась вдоль бесконечных полок с дизайнерскими шмотками, которые она собирала годами. Как правило, шелка и сатина, бархата и парчи было достаточно, чтобы успокоить ее даже в худшем состоянии духа, сегодня ничего не помогало.

Ей хотелось одного — разрушить что-нибудь.

Эта мысль крутилась в ее голове, когда она дошла до витрины с сумочками «Биркин». И, конечно, кое-что там уже было уничтожено, не так ли?

— Ну, спасибо тебе, Мэй, — бесилась она.

Пытаясь взять себя в руки, Девина сосредоточилась на своих малышках, любимицах в ее коллекции, предметах ее радости и гордости. Стол с золотой лепниной, служивший постаментом для творений «Эрмес», был добрых восемь футов в длину и шесть в ширину, на нем располагалось больше дюжины «Биркин» разных размеров, цветов и типов кожи, выставленных на подставках из оргстекла разной высоты, формируя тем самым череду горных хребтов из всей этой красоты. У нее была сумка из глянцевой кожи гребнистого крокодила в розовом цвете, черная матовая из кожи нильского крокодила, с ручкой-подковой в комбинации красного и черного цветов, а также бежево-золотого и серо-белого. Были еще четыре «Страуса», две «Ящерицы» и модель «Тач».

Девина отказывалась от сумок в размере двадцать пять сантиметров. Слишком маленькие. Она предпочитала тридцати и тридцати пяти сантиметровые.

— Вы меня никогда не бросите, — прошептала Девина сумкам, словно маленьким послушным детям. — Вы всегда будете со мной.