Воскрешенный любовник

Голос затих, и Девина просто стояла и дышала, кровь капала с руки, падая на бетонный пол так, словно где-то отбивали дробь на барабане.

— Ты дашь мне желаемое, — сказала Девина слабо.

В ответ прозвучал лишь храп. С другой стороны, проклятая Книга понимала, что все сказанные Девиной слова — пустые угрозы.

Схватив обложку обеими руками, Девина дернула ее, но ничего не добилась: даже когда она отклянчила задницу и приложила все свои силы, фолиант остался буквально прибитым к бетонной колонне. Девина отступила, когда пот выступил на ее лбу и декольте.

Она не станет плакать перед гребанной Книгой.

Слезы не значатся в репертуаре этого дерьмового шоу.

Не сегодня ночью.

— Отлично, я не стану сидеть тут и терпеть игнор с твоей стороны, — сказала она ни разу не роковым голосом. — Я могу оставить тебя здесь. Ты же, с другой стороны, без ног недалеко уйдешь. Отличной ночи.

Взбив свои волосы, Девина развернулась и направилась к двери. Оказавшись перед прочной стальной панелью, она прошла сквозь шов пространственно-временного континуума, изолирующего ее покои от любых помех в течение дня и ночи.

Принимая форму на тротуарной дорожке в центре Колдвелла, Девина запечатала порезы на руке и поправила бюстье. Ночь простиралась перед ней как на ладони, являя мерцающие огни и возможности отвлечься, открытые забитые клубы и толпы людей вокруг — в машинах, в домах, в увеселительных заведениях.

Она найдет, чем развлечь себя.

Нет. Правда. Обязательно найдет.

Когда ее едва не сбила с ног высасывающая душу волна безразличия, Девина напомнила себе, о чем еще ей говорила терапевт: к несчастью, куда бы ты ни отправился… ты всюду берешь с собой себя. Вот она и взяла свою ревность к Бальтазару, злость на Книгу и, что хуже всего, мучительный навязчивый страх, что какой бы могущественной и бессмертной она ни была, вполне вероятно, она будет одинока до конца своей нескончаемой жизни.

И, значит, она действительно была отвратительна и недостойна любви, как и подозревала.

Несмотря на показную занятость в этом городе, и все вещи, что она лелеяла и берегла, на свою силу и решимость… настоящая любовь ей была недоступна.

Глава 4

Как выяснилось… нет, Эрика не смогла справиться с собой.

Сидя за столом в КПЗ[12], как прозвали убойный отдел Отделения Полиции Колдвелла, она не могла поверить, что в итоге уехала с места преступления. По собственной воле. И не потому, что отчаянно спешила куда-то.

Например, в травмпункт— остановить артериальное кровотечение.

Трей был прав, когда предупреждал ее, и она знала, что должна благодарить его за заботу. Но вместо этого Эрика чувствовала раздражение на всех и вся. Казалось, на нее направили свет театральных софитов, и все видели ее подноготную, начиная от патрульных офицеров, расступавшихся на ее пути, когда она бежала в уборную, до криминалистов, на которых она наткнулась, оставляя дом Трею, который, казалось, хотел проводить ее до участка.