Мы лучше

– Моего слова недостаточно? – Постарался Бенджамин произнести с акцентом на его пророческие знания о будущем, тем самым смягчив серьезный настрой Майи, но вышло безуспешно, даже глупо.

– Тот факт, что ты сохраняешь чувство юмора, после всего пережитого, нисколько не помогает, даже, знаешь ли, наоборот, пугает!

– Я… Я знаю, почему ты так думаешь и так говоришь, – сменив тон на более спокойный, явно проявив определенную заботу, Бенджамин начал размеренно, – не смею тебя осуждать, даже наоборот, рад такой реакции, она показывает в тебе – тебя, – она взглянула на него уже с любопытством, а он продолжил, – не лишенную эмпатии, ответственную, знающую ставки и принимающая последствия такими, какие они есть. В тебе нет фальши, ты честна сама с собой, и открыто выражаешь все то, что считаешь неправильным, и это – черты характера, которые мне нравятся.

Она смотрела на него, испытывая, на удивление для себя, уважение к этому человеку. Обычно если не получалось нащупать доверие к тому, о ком она думает или рядом с кем находится, то сильного разочарования никогда не чувствовала, но это был не обычный случай.

– Ты не ответил на мой вопрос, – почему‑то с трудом сказала Майя. Бенджамин слегка кивнул, признавая свою вину в уклонении от ответа.

– Его семья погибла в авиакатастрофе. Они были всем для него. Я так и не узнал их, мы познакомились чуть позже. Кристофер… Кристофер ушел в работу, настолько, насколько это возможно. Так получилось, что мой проект стал для него чуть ли не спасением, – Майя нахмурила брови, Бенджамин чуть промедлив, продолжил, – шансы создать работающую машину времени, дверь, да хотя бы окно в другое время, были настолько ничтожны, что само ЦРТ с трудом верило в проект. А Кристофер, увидев мой фанатизм, мое практически помешательство, из‑за которого я не видел ничего вокруг, позволил этому заглушить боль от потери. То, что я считал целью жизни – для него стало спасением от бессмысленной рутины, от боли, от желания… от желания покинуть этот мир, в надежде встретиться с родными в другом мире, – Бенджамину было трудно говорить последнее, Майя видела это, и от новой информации, вся картина обсуждаемых событий, приобрела несколько иной окрас.

– Кто‑нибудь знал про это? Кто‑нибудь, кроме тебя?

– Не знаю. На работе никаких проблем не было, сомневаюсь, что начальство знало, но, возможно, психотерапевт, хотя это уже не важно. Важно то, как все перестало для него иметь значение, когда я смог завершить проект. Думаю, не сделай я того… я все напоминаю себе, насколько он сам был готов к такому, и все же это было вопросом времени…

– Если ты так уверен, то почему не заставил его обратиться за помощью? Не обязательно было идти на поводу его слабостей.

– Для него это была не слабость, – неожиданно для нее прозвучал ответ, – я отлично знал этого человека, и, поверь, было много раз, когда я думал что‑то сделать, но каждый из них ему удавалось убедить меня в том, как ему тяжело и как он мечтает о том, чтобы оказаться с ними. Это не было каким‑то безумием в его устах, он всегда был рационален и трезв, настолько, насколько можно быть… А я пренебрегал его редкими, но все же мыслями на этот счет, теперь я это понимаю. Но также я понимаю, какого это – не желать жить дальше, если все оставшееся для тебя – это борьба за то, что на самом деле уже не важно. Он давно устал, я знаю это, как никто другой. Стоило мне раньше понять, насколько приход Людвига может пошатнуть его психику, дав толчок решению… знаешь, я ведь не горюю о том, что я убил, я горюю о том, что его больше нет. Это так странно, как будто бы он просто умер, и я тут не при чем…

Майя ничего не сказала. Взглянув на Бенджамина, она почувствовала в нем ту же боль и скорбь, которые ощущала сама. Она взяла его за руку.

– Знаешь, – нарушила она тишину, – мне до сих пор не вериться, что ты был в будущем, – попробовала она чуть разбавить атмосферу, и, взглянув на Бенджамина, увидела его податливость.

– Мне тоже не вериться.

– Ты не скучаешь?

– Нет, – ответил он кратко, отчего Майя удивленно посмотрела на него, – правда, не скучаю. Лишь вернувшись сюда, особенно после всего, сейчас, в этот момент, я рад быть здесь, – их взгляды встретились, – там, все было слишком идеально, слишком технично, пусть и невероятно… Всю жизнь я чувствовал себя чужим среди большинства людей, будто бы я не в том месте и не том времени, но сейчас такого нет. У меня есть все возможности сделать что‑то действительно важное, куда более значительное, чем постройка машины времени.

– Знаешь, а ведь все это забавно, – Бенджамин с интересом взглянул на нее, – буквально в тот самый день, когда… Когда все произошло, Итан как раз говорил мне о своем недовольстве, что мало всего меняется в этом мире, и как многое он хочет сделать.

– И правда интересно.

– Да, и вот они возможности, появились через жертвы…

– А что ты тогда ему сказала, – он решил отвлечь ее от воспоминаний, – чем подняла моральный дух?

– Рассказала о своих старших братьях, – она слегка улыбнулась, – как важно понимать влияние близких и семьи на самого себя.