— Меня устраивает. Ты едешь со мной.
Вот так вот. Кастинг? Прошла?
— А вещи?
— Какие вещи? Завтра снимем мерки и закажем все что нужно. Быстрее, — раздраженно говорит он, и я поднимаю взгляд. В его глазах недовольство, смешанное с презрением. — Мне еще работать сегодня.
Если он меня презирает, тогда зачем берет себе?
А как по вашему? Почему Давид смотрит с презрением?
Глава 24
Дорогая машина, дорогой многоэтажный дом, дорогой мужчина.
Сказка о золушке у которой не будет счастливого конца. Шлюхи не становятся женами, нормальными матерями и, вступив однажды на этот скользкий путь, обратно не возвращаются никогда. Вот и я стала девушкой для утех. Той, кто ничего не значит, лишь служит способом удовлетворения потребностей, таких же естественных, как еда или сон.
Давид открывает передо мной двери и я вхожу в царство из хрома и стекла, абсолютно бесчувственное место. Здесь нет ни жизни, ни индивидуальности, лишь много пафоса и серого цвета. Такого же серого, как цвет моей жизни.
Я стою на пороге, все так же кутаясь в халат, в котором ехала в машине, пока Давид Маркович проходит внутрь. Ничего не сказав он скидывает пиджак, рубашку и идет вглубь огромной квартиры: в центре кожаный угловой диван, на стене плазма, сбоку кухня с барной стойкой.
Здесь нет ни личных вещей, ни мелочей. Кажется, что здесь никто не живет, но эту мысль опровергает чайная чашка на барной стойке.
Стою на пороге, не смея пошевелиться, мне в таких квартирах бывать не приходилось, да скоро и эта сказка закончится. Медленно обвожу лофт взглядом, не ощущая ничего, как вдруг обращаю внимание на окно.
Огромное. Панорамное. С видом на раскинувшийся океан города, где небоскребы, как высокие волны золотит солнце и отражается бликами на тех, кто бродит внизу. Невольно задерживаю дыхание от этой красоты и медленно, словно загипнотизированная, подхожу ближе.
Еще никогда вид из окна так не завораживал.
— Нравится? — ощущаю я дыхание на своей коже, повожу плечами от разливавшегося по телу холодка, словно кто-то дунул мне в шею. Не смею шевельнуться, но вот его рука касается плеча и вынуждает повернуться и я отвечаю:
— Очень.
Мне хочется сказать гораздо больше. Что всегда мечтала об подоконнике на именно таком окне, что мечтала сидеть в обнимку с любимым или даже… прямо на подоконнике заниматься любовью. Много хотела бы я рассказать вместо банального: Очень.
Он так быстро принял душ? Или я простояла здесь так долго? В любом случае повернувшись, я уперлась взглядом в голый торс украшенный порослью волос, в которой запутались мелкие капли воды. Они сияли на солнце как драгоценные камни и каждую мне хотелось попробовать на вкус.
Ужас! Какие мысли. Неправильные, порочные. Я невольно облизываюсь, и поднимаю взгляд. Дыши, только дыши. Если бы это было так просто, но грудь словно в тисках, а сердце там раненой птицей, бьет крыльями, просится на свободу.